Почти сразу же он провалился в глубокий сон, полный сновидений…
– Итак, Клит. Вы видели результаты. Каковы ваши выводы?
– Вам действительно нужно второе мнение, Эйб?
Доктор Корнелиус кивнул.
– Я – ученый-исследователь. А вы – практикующий врач. Так каков ваш диагноз, доктор?
Доктор Клитус Форестер достал толстые бифокальные очки из кармана своего светло-зеленого лабораторного халата. Подняв их к глазам, но не надевая, он рассматривал результаты многочисленных анализов, которые до этого сделал. К сожалению, они в точности совпадали с первыми результатами, присланными детским врачом.
– Количество лейкоцитов э… пациента гораздо выше нормы, даже для ребенка в пять раз старше мальчика, – начал доктор Форестер. – Если вы этого не знали на основании вашей собственной работы, ваш педиатр, вероятно, сказал вам, что у детей слабая иммунная система, именно поэтому они все время болеют.
– Но не Пол?
Форестер покачал головой.
– Ваш сын другой. Его антитела зашкаливают, и они действуют очень активно, убивают все, что им попадается. Присутствует устойчивая общая лимфаденопатия…
– Эти шишки на его шее, под мышками? – спросил Корнелиус.
Форестер кивнул.
– И в паху тоже. Эти шишки пока не заметны на теле мальчика, но скоро будут заметны. Это всего лишь вопрос времени. Вы говорите, у него постоянно повышена температура?
– Иногда выше ста градусов – но по ночам стабильно повышается до ста двух или даже ста трех
[3], – ответил Корнелиус.
– Потеет по ночам?
– Практически каждую ночь. Иногда утром его простыни просто пропитаны потом. Мой сын…
Корнелиус замолчал, борясь с эмоциями. Когда он снова заговорил, его тон был нейтральным.
– Пол теряет жидкость с той же скоростью, с какой мне удается ее в него закачать. Когда случаются сильные приступы, он постоянно подключен к капельнице. Даже в этом случае его баланс электролитов полностью нарушен.
– Имеются признаки заболевания соединительной ткани, – прибавил Форестер.
– Системная красная волчанка? – с удивлением спросил Корнелиус. – Значит, Пол может плакать от боли в суставах или мышцах… Проклятье… Я никогда не думал о возможности волчанки.
Доктор Форестер медленно покачал головой.
– Не волчанка. Не совсем волчанка. Нечто похожее на системную красную волчанку. Нечто такое, чего мы раньше не видели.
Корнелиус, погруженный в задумчивость, потер подбородок.
– Мне не хотелось применять болеутоляющие, но теперь…
– Примените болеутоляющие. Облегчите страдания мальчика, – сказал Форестер.
Корнелиус поднял глаза.
– Но должно быть нечто большее, что я мог бы сделать… Лечение, которое восстановит поврежденный орган? Может быть, синтетическое антитело, которое будет сражаться с теми антителами, которые вырабатывает организм…
– Послушайте, мне жаль вам это говорить, Эйб, – ответил Форестер. – Но, если говорить откровенно, вы хватаетесь за соломинку. Очевидно, вы пришли к тому же заключению, что и я, иначе вы бы не нуждались еще в одном мнении.
Корнелиус вскинул глаза, словно ужаленный.
– Что вы говорите, Клит?
– Мы… мы оба знаем, что состояние вашего сына безнадежно… что это только вопрос времени.
Корнелиус отвел взгляд.
– Я не согласен с этим прогнозом.
– Бросьте, Эйб! – воскликнул Форестер. – Иммунная система Пола вырабатывает антитела, которые атакуют ядра клеток. Его ДНК. РНК. Протеины клеток. Фосфолипиды. Очень скоро его органы откажут… один за другим, это вопрос времени. Возможно, три месяца. Четыре, самое большее.
Глаза Корнелиуса горели за толстыми стеклами очков.
– Я не сдался. Еще нет.
– Но лекарства не существует…
– Я найду его.
– …и, вероятно, его никогда не будет, – настаивал Форестер. – В любом случае, уйдут годы, может, десятилетия только на то, чтобы выявить причины этого заболевания. И еще больше лет на попытки найти способ облегчения его страданий, не говоря уже о лечении.
Форестер положил руку на плечо Корнелиуса. Потом снова заговорил, уже как друг, а не как врач.
– Эйб, послушайте меня и примиритесь с тем, что я вам говорю, ради вашего же блага. У пациента… у вашего сына, Пола… нет десятилетий, или даже лет. Приготовьтесь к худшему. Горюйте, когда придет время, и продолжайте жить дальше.
Ему показалось, что он только на мгновение закрыл глаза, когда снова раздался зуммер переговорного устройства.
Корнелиус скатился с кушетки и бросился, спотыкаясь, к терминалу. Он включил микрофон, потом стал на ощупь надевать очки.
– Доктор?
Тот же самый техник, теперь он выглядел очень возбужденным.
– Да… наблюдатель. Что такое?
– Он сейчас двигается.
– Агрессивно?
Техник помолчал.
– Он просто чуть-чуть подался вперед.
И ты меня из-за этого разбудил? – подумал Корнелиус.
– Наблюдатель…
– Да, сэр.
– Нет нужды сообщать мне каждый раз, когда пациент шевельнется.
– Да, сэр… Простите, сэр, – техник исчез.
Так-то лучше, подумал Корнелиус. После двадцати двух часов на ногах, мне нужен отдых.
Корнелиус склонился над клавиатурой и напечатал короткое послание, в котором отдал распоряжение техникам направлять все вопросы Профессору в следующие два часа.
Если этот техник захочет опять запаниковать до окончания своей смены, Корнелиус решил, что Профессор сможет с этим разобраться.
Но не успел он выключить свой терминал, как раздался еще один звонок.
– Да? – ответил он.
– С пациентом все хорошо, сэр. Но он теперь, кажется, насторожился.
Корнелиус внезапно совсем проснулся.
– Он в сознании?
– Он просто смотрит на свои руки.
– На руки?
– Да, на провода на своих руках.
Корнелиус вспомнил, что доктор Гендри поместил после операции мониторы биосканеров на руки субъекта, стараясь выяснить, где скопился лишний адамантий. И Гендри, и Чан боялись, что Субъект Икс потеряет подвижность кистей, если слишком большое количество адамантия соберется вокруг тонких костей его пальцев.
– Лучше я подойду, – сказал Корнелиус. – Позвоните Профессору. Он найдет меня там. Конец связи.
