Окна в бывшем кабинете Менжинского были задернуты плотными шторами так, что в помещении царил полумрак. На столе перед наркомом стоял поднос с чайником, чашками, розеткой рафинада и вазой на длинной ножке – с какими-то сладостями.
– А, Виктор Афанасьевич, – заулыбался при виде его Ежов. – Ждал вас, а вы не заходите. Пришлось посылать за вами. Проходите, садитесь, чаю попьем. Или чего покрепче? Ах да, вы же не любите алкоголь.
Под эту тираду Спиридонов прошел и сел за стол. Ежов, как радушный хозяин, тут же стал самолично наливать ему чай.
– Угощайтесь вот цукатами, – предложил он. – Теперь это безопасно.
– А когда-то было опасно? – машинально уточнил Спиридонов, глядя на новенький портрет Сталина за спиной наркома. Сталин сидел за столом и что-то писал при свете лампы с зеленым нэповским абажуром – при свете такой же лампы работал и Спиридонов.
– А вы не знаете? – удивился Ежов, наливая чаю себе. – Ведь Генрих наш Георгиевич смешной чудак был – он Менжинского угощал сладостями все время, да не простыми, а с интересом: в них добавляли вещества, которые возбуждали кровоток. А у Вячеслава Рудольфовича, сами знаете, какое сердце было. То-то ему все хуже становилось, и врачебный догляд был не впрок…
Спиридонову вновь вспомнился Фудзиюки. Похоже? И да, и нет. Фудзиюки знал, на что шел. А Менжинский, судя по всему, оставался в полном неведении.
– До меня дошли слухи, что не так давно кто-то покушался на Сталина, – проговорил Спиридонов, отхлебнув чаю. – Думаю, не ошибусь, если предположу, что почерк обоих преступлений схож.
– А вы мне нравитесь! – восхитился Ежов. – Вы в шахматы не играете случайно?
Спиридонов отрицательно покачал головой.
– Жаль, очень жаль, – с искренним сожалением ответил Ежов. – Не могу найти противника по себе. До мастеров не дотягиваю, любители не дотягивают до меня… Выпьете что-нибудь? Ах да, простите… Так по какому поводу вы хотели меня видеть?
– По поводу нового руководства «Динамо», – ответил Спиридонов. – Николай Иванович, мне кажется…
– Вам вовсе не кажется, Виктор Афанасьевич… Вы абсолютно правы: мой заместитель не сможет построить работу общества столь же безупречно, как предыдущее руководство. Именно в этом и заключается логика его назначения. Хотите курить? Закуривайте, здесь сердечников нет.
Если это была шутка, то Спиридонову она не понравилась.
– Тогда зачем же ставить на руководство человека, возможно, компетентного в других вопросах, но не в этом? – спросил он, доставая папиросы.
– Спортивные общества наркоматов предназначены для популяризации, с одной стороны, закалки и физического воспитания населения, а с другой – деятельности самого наркомата, – пояснил Ежов. – Мы идем к людям с определенным сообщением. И каково же оно у «Динамо»? Как сказал товарищ Сталин, милиция – это часть советского народа, плоть от плоти и кровь от крови пролетариата и трудового крестьянства. Так?
Спиридонов кивнул. Спорить со Сталиным было, выражаясь словами Ленина, архиглупо и архисамонадеянно. К тому же с высказанной мыслью он не мог не согласиться.
– А что мы видим в динамовских секциях самообороны под вашим руководством? – продолжил Ежов. – Ваши питомцы серьезно превосходят всех остальных, не давая им конкуренции, не мотивируя расти над собой. Потому что, сколько бы ты ни занимался, тебя все равно уложит на татами Федя из «Динамо».
– По-моему, как раз поражение – наилучшая мотивация! – быстро парировал Спиридонов. – И какой же это спорт получается? Мы таким образом попираем саму идею спортивного движения…
– Знаете, Виктор Афанасьевич, за что революционеры со стажем недолюбливают «старых спецов»? – спросил Ежов, прищурившись. – За только что продемонстрированную вами узость мышления. В одной из докладных записок моему предшественнику вы дали определение своей системы: отличная от всего известного в прошлом, рабоче-крестьянская борьба. Но что мешает вам схожим образом взглянуть и на спорт в целом?
Спиридонов устремил на него вопросительный взгляд.
– Как и любое массовое явление, – продолжил Ежов, – спорт строится по принципам общества, его породившего. Базовый принцип капиталистического общества – конкуренция. Человек человеку волк. Потому капиталистический спорт действительно предусматривает жестокую, бескомпромиссную конкурентную борьбу, в которой для достижения преимущества все средства хороши.
Он встал, прошелся. Спиридонов слушал, всем видом своим демонстрируя внимательное осознание того, что он слышит.
– Наш, пролетарский, спорт отражает принципы того общества, которое мы строим, общества бесклассового, в котором конкуренция уступает место сотрудничеству. Потому мы значительно больше внимания уделяем групповым, массовым, командным видам спорта. В советском спорте нет места кастам, прослойкам и тому подобному, и вечное лидерство «Динамо» не устраивает ни нас, аппарат НКВД, ни Совнарком в целом, ни тем более партию.
Пару секунд помолчав, Ежов кашлянул и закончил пространную речь:
– А если говорить еще проще – мы формируем новое лицо сил охраны правопорядка. В милиционере гражданин не должен видеть старорежимного сатрапа-полицейского. Нет! Милиционер – это простой советский парень, каких у нас в Союзе миллионы. Его можно уложить на лопатки на… Как у вас этот белый квадрат называется?..
– Татами, – подсказал Спиридонов.
– На татами, – кивнул Ежов. – Но горе тому, кто встанет у него на пути, преступив закон. Вы меня поняли?
– Понял, – кивнул Спиридонов.
– И что вы поняли? – спросил Ежов.
– Что мне действительно нечего делать в «Динамо» при таком подходе, – ответил ему Спиридонов. – Уж лучше я сосредоточусь на том, что умею делать лучше других – на специальной подготовке работников наркомата.
– Конечно, мне бы хотелось услышать другой ответ, – с некоторой грустью сказал нарком. – Но в целом вы правы. Впрочем, прошу не считать наш разговор оконченным: через некоторое время я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться. Но, увы, не сейчас.
– Что ж, я подожду, – сдержанно вздохнул Спиридонов. – Разрешите идти?
* * *
Выходя из здания на Лубянке, Спиридонов чувствовал себя так, словно слишком туго завязал галстук, а теперь не может его развязать. Ежов говорил очень складно, но был неправ, хотя сформулировать возражения Спиридонов пока затруднялся.
Был бы на его месте Фудзиюки или хотя бы Ощепков…
Ощепков…
Неожиданно мысли Спиридонова переметнулись на Васю. Что у них за отношения? Соперничество? Да. У них разное видение путей развития их борьбы. Но делает ли это обоих непримиримыми конкурентами, готовыми воспользоваться для достижения целей любыми средствами? Нет.
В Кодокане есть традиция – при получении дана кандидата на этот экзамен душат его же поясом. Душат серьезно, часто – до потери экзаменующимся сознания. Ни Спиридонов, ни Ощепков не перенесли эту традицию в свою систему борьбы. И конечно, каждый из них мечтал положить другого на татами и зажать в уммэй-джиме, но ни один не желал «поставить ногу на грудь» другому. Ни один не стал бы держать этот захват дольше, чем полагается на победный зачет.
