— А теперь — с подробностями, — улыбнулся Мономах.
И победитель, сияя от удовольствия, рассказал о ходе боя. О своем первом ударе, срезавшем клин атакующих и отбросившем их в Половецкую Степь, о засаде, о ее внезапном ударе и об уничтожении растерявшегося противника.
— Пленные есть? — поинтересовался Свирид.
— Дикая Степь пленных не берет. Так повелось исстари.
— И это скорее хорошо, нежели плохо, — негромко заметил Меслим.
— Дай я тебя обниму, сынок, — Мономах поднялся с кресла, подошел к юному герою, обнял его, прижал к груди и расцеловал.
Затем это же сделали Свирид, Меслим и Железян.
— Завтра же — пир во славу героя! — объявил Мономах. — Слава хану Илясу! Слава! Слава! Слава!..
В истории тех времен не было случая, чтобы одного и того же полководца дважды награждали кубком славы. Этого удостоился только половецкий хан Иляс, Илья во крещении.
И в этот раз кубок славы поднесла ему Надежда — теперь уже его супруга. Хан не бросился ей навстречу, а остался стоять там, где стоял. Надежда поднесла ему кубок, он осушил его и, подняв покрывало, поцеловал жену в губы.
— А я тебе воина ращу, — шепнула она застенчиво. — К концу года и на свет покажется!..
— Радость моя!..
4
В конце года Надежда и впрямь родила мальчика, и супруги счастливо зажили со своим наследником во дворце наместника Ратибора.
Мономах отъехал в свое имение — к Гите и детям. Он был счастлив и безмятежен. Только вдруг вечерней порой прискакал гонец от Ратибора.
— Наместник великого князя Киевского Святополка Изяславича просит тотчас же прибыть к нему по важному делу!..
— По важному, — отметил неразлучный с князем Владимиром Меслим.
Мономах собрался не мешкая.
Ратибор торжественно встретил его на крыльце, проводил в зал военного совета, где их ожидали воевода Отдельной дружины Железян и счастливый отец хан Иляс.
— Ну, зачем звал, боярин? — спросил князь Владимир, поочередно обнимая друзей.
— Повеление великого князя Киевского Святополка Изяславича, мой князь.
— Готов его выслушать, наместник.
— Великий князь повелел тебе, князь Мономах, немедля выступить с личной дружиной в Богемию, где и дать отпор врагу, посягнувшему на Русь.
— Но у тебя же нет никакой личной дружины, князь Владимир, — с удивлением уставился на Ратибора Железян. — И Святополк об этом отлично знает…
— Да, повеление — ловушка, — добавил Меслим. — Надо все хорошенько обдумать.
— Повеление есть повеление, — усмехнулся Мономах. — И повеления великого князя Киевского исполняются без размышлений.
— Князь Мономах — мой названый отец, — воскликнул хан Иляс. — И я иду вслед за названым отцом.
— Молодец, дважды славный хан! — басом возвестил Железян. — И я иду вослед князю Мономаху. А то дружинники мои что-то застоялись. Где эта самая… как ее, Богемия, что ли? Кто знает?
Меслим усмехнулся. Все молча переглядывались.
— Наместника спросим, — решил Железян. — А где она, эта Богемия, господин наместник?
Ратибор нахмурился. Подумал. Почесал затылок.
— Надо поразмыслить, — вздохнул он. — Что у нас на восходе солнца?
— Степи, — сказал хан Иляс. — Степи во все стороны, так что для Богемии там и места нет.
— Верно, — отметил Ратибор. — А что имеем с полуденной стороны?
Помолчали.
— Знаю из священных книг, — сказал Мономах, — там — гора Арарат, к которой пристал Ной во время потопа. И никакой Богемии там тоже не видится.
— Ну, а с полуночной стороны?
— Мгла, темь и снег со льдом и крепким морозом в вечные зимы, — махнул рукой Железян. — Бывал там. Мне дружину кормить надобно.
— А вот коней там кормить нечем, — добавил Меслим. — Как же ты обошелся, воевода?
— Сено в тороках возил.
— Стало быть, и полуночная сторона отпадает. — Ратибор вздохнул. — Остается сторона закатная, но там — поляки живут, а кто за ними — не ведаю.
Опять помолчали.
— Гляньте, где солнце скрывается, — посоветовал Меслим.
— Значит, где-то за поляками и Богемию нам искать, — подвел итог Владимир Мономах. — Только поляков как-то обойти надо, они обидчивы и драчливы.
— Я прикрою, — улыбнулся хан Иляс. — Поляки о кочевниках наслышаны и меня не тронут.
— Три дня на сборы уйдет, не меньше, — вслух размышлял Мономах. — Потом — доклады о готовности, смотры дружинам — еще дня три.
— Больше, — возразил Железян. — Чтобы дружину к военному походу подготовить, надо ведь и самой дружине дать хоть сутки отдыху. Чтобы отоспалась.
— Значит, так решим, — заключил Мономах. — Выступаем по готовности.
— Я с тобой, мой князь, — сказал Меслим. — Одного не отпущу.
Глава восьмая
1
Поляков обошли, как и предсказывал хан Иляс. Завидев кочевников, они первым делом прятали детей, потом скотину, а потом и сами старательно прятались. Одного даже пришлось насильно отловить, чтобы растолковал, как попасть в Богемию.
Пленного допрашивал князь Мономах, на латинском языке, поскольку поляки были католиками и латынью владели. Меслим следил за беседой, а когда она закончилась, посоветовал отпустить поляка.
— Зачем ты пленного отпустил, князь? — с неудовольствием спросил Железян.
— Никогда не плоди врагов, но всегда плоди друзей, — заметил Меслим.
А Мономах пояснил:
— Узнал, что нужно, и отпустил.
— Что же ты узнал?
— Богемия лежит за поляками в Земле Чешской. И что будем делать?
— Ты, князь, лучше скажи, зачем эта Богемия вдруг великому Киевскому князю понадобилась? — хмуро сказал Железян. — Сдается, единственно затем, чтобы обвинить тебя, если откажешься следовать повелению.
— Я это понял сразу, — усмехнулся Мономах. — И что это он меня невзлюбил?
— Завидует тебе, — вздохнул Меслим.
— Чего мне-то завидовать?.. Просто яро невзлюбил, вот и всё.
— Он всех невзлюбил, — буркнул Железян.
— Всех людей, скотов и весь Мир Божий, — уточнил Меслим.
— Но это же невозможно!
— А ты со своим побратимом потолкуй, — посоветовал Железян. — Святополк слишком жаден, завистлив и мелочен для того, чтобы быть воистину великим. Он увяз в своей жадности по самую макушку. Боярская дума дала ему отпор, и сейчас он шатается так… мне старейшина думы рассказал. Самое время тебе, князь Мономах…
