— Прими мою благодарность, князь Мономах, — сказал растроганный Стародубский князь. — Матери-то у Васи нет, померла она в родах. Служить тебе буду до конца дней своих.
— Вот и славно. Поехали.
И — поехали.
Глава двенадцатая
1
В усадьбе Мономаха князей встретили как победителей. Слуги и челядины низко им кланялись, а воины прижимали правую руку к своим мечам и резко склоняли головы на грудь.
— А где же моя Василиса? — настороженно спросил князь Василий.
— Эй, кто там? — крикнул Мономах. — Пригласите ее величество вместе с девочкой.
И вот вошли. Но не двое, а трое. Королева — впереди, а дети, взявшись за руки, следовали за нею. Вася шла потупив глаза, а Мстислав, наоборот, подняв голову и глядя петушком.
Князь Стародубский низко склонился перед ее величеством и прижал к губам подол ее платья.
— Примите меня и дочь под свое высокое покровительство.
Королева отступила, пропустив вперед детей. Девочка подошла к отцу и склонила голову. А Мстислав стал перед Мономахом на колено:
— Батюшка, благослови нашу любовь.
И тотчас же Василиса уткнулась лбом в пол и перед своим отцом:
— Батюшка, благослови мою любовь. Первую и единственную.
Князь Стародубский растерянно посмотрел на Мономаха.
— Что ж, дети полюбили друг друга, — улыбнулся Мономах. — И я благословляю их любовь.
— Готовь вено, мой сын, — торжественно сказала королева. — А Васенька сплетет тебе добрый венок из ромашек. После этого назначим день свадьбы.
— Благодарю, матушка моя, — Мстислав преклонил колено и перед матерью.
На предзорье следующего дня старший сын разбудил князя Мономаха.
— Прости, отец.
— Рановато ты… — сказал князь Владимир, потягиваясь. И тут разглядел, что сын в полном боевом наряде — в кольчуге, при мече и кинжале.
— Куда это ты собрался?
— С меня вено положено.
— Ну, действуй. — Мономах крепко пожал сыну руку. — С Богом!
И Мстислав тотчас вышел.
Возвратился он ровно через три дня, и все эти длинные три дня только его родители хранили королевское спокойствие.
Вернулся Мстислав не один, а с двумя пленными половцами из алтайских орд и легким шрамом на левой щеке, которым гордился потом всю жизнь.
Васенька встретила его с венком на голове и букетом ромашек в руках.
2
Это был год полного согласия и спокойствия. Князь Василий Стародубский оказался страстным охотником и часто выезжал с Мономахом на охоту; великий князь Киевский Святополк Изяславич не донимал более Мономаха своими глупыми повелениями, занятый тягучей борьбой с Боярской думой; воинственные алтайцы нигде не объявлялись после разгрома у Стародуба. Меч сменила книга, и по вечерам то Мономах, то князь Василий читали вслух к общему удовольствию домочадцев.
А Меслим на этом фоне всеобщего веселья и беззаботности мрачнел все больше и больше.
— Не к добру.
— Оставь, друг, — улыбался Мономах. — Когда твои близкие забывают о войне — уже радость.
— Но война продолжается, мой князь, — угрюмо возражал Меслим. — И тайная, подпольная война куда страшнее видимой. Твои враги никуда не делись, мой князь. Они просто спрятались, притаились. А невидимый враг — это враг со спины.
— Мою спину надежно прикрывает боярин Ратибор, — улыбался Мономах. — Он давно дал мне роту на верность.
— Ты, мой князь, перестал верить мне, — вздыхал Меслим. — Но я предан тебе навечно.
Словом, охотились, читали вслух книги, а Меслим все больше мрачнел.
В декабре у Мономаха родился внук. Его окрестили, все были счастливы…
…А на Руси начался Год Знамений:
21 мая пополудни заволокло солнце темнотой. В церквах начались круглосуточные молебны, трижды обходил вокруг собора посолонь крестный ход, но кто-то хищно не отпускал светило…
Рядом с Вышгородом в лесу упал со страшным свистом и грохотом Огненный камень. Под Киевом загорелись дубовые леса.
Ходили, чадили, каялись православные во всех грехах зримых и незримых…
С мая месяца вплоть до октября не выпало ни капли дождя. Жара стояла такая, что леса и даже болота возгорались сами собой…
Такого бедствия не знала Русь со времен Адамовых. Дохла скотина, гибли старики и старухи, женщины и малые дети…
И в это вот время на Русь напали объединенные силы половцев…
К счастью, о возможности нападения загодя оповестил князя Мономаха хан Иляс.
— Половцы объединились под одним знаменем, отец. У них не было засухи, кони их быстры и способны скакать до вечера, а Китан по-прежнему дышит злобой.
— Твоя разведка и впрямь стала лучше, чем у моего побратима, — улыбнулся Мономах.
— Ты из тех редких воинов, отец, которые умирают с улыбкой, — в голосе Иляс-хана слышалось неудовольствие. — Но как будут умирать безвинные дети и несчастные женщины?
— Твое известие, сынок, требует спокойных размышлений. Первое: найти такое место для сражения, в котором половцам не удалось бы использовать ни одного из своих преимуществ. Ни численности всадников, ни силы их коней, то есть спешить их, так как спешенный всадник — уже не воин. Так?
— Так. Но — как?
— А это — уже второе. Сколько у меня времени, пока они соберутся под единое знамя?
— Три недели от силы.
— Стало быть, за это время я и должен уговорить всех князей Руси создать единую армию под единым командованием.
Иляс основательно подумал, вздохнул и решительно сказал:
— Не удастся, отец.
— На колени встану! Ноги их поцелую! Всех святых Руси на помощь призову!
— И они тебя убьют.
— Не убьют, сынок. Им больше негде жить, не в Степи же Половецкой? Нет — только на Руси. А Русь можно защитить лишь объединенными усилиями.
— А мне что делать? — вздохнул Иляс.
— А ты должен быть в стороне. Сиди на своей земле и не высовывайся.
— А любимая? А ребенок?
— Ратибор их в обиду не даст. Я — к великому князю Святополку. Прощай, сынок.
Обнялись на прощание.
— И запомни: это — не твоя война.
3
Мономах взял с собой коновода да верного Павку, скакал одвуконь и во второй половине дня уже был в стольном Киеве. Там он прямиком проехал к начальнику тайной разведки.
