– Но это не для него! Клэй не захочет! Он собирается стать писателем!
– Писателем? Еще чего! Пусть выкинет эту блажь из головы! Мало мне двух писак в семье? Он будет учиться на юриста у Клифа. – Выплюнув зернышко, Пенхаллоу продолжил: – Жить он станет здесь, и Рэймонд попытается сделать из него человека.
– Клэй терпеть не может сельскую жизнь. Ему лучше жить в городе. Здесь ему плохо, как и мне.
Пенхаллоу приподнялся, и лицо его побагровело.
– Вот еще новости! Он терпеть не может Тревеллин! Ты меня дурачишь? У тебя маловато мозгов, дорогая! Или это твои домыслы? Хочешь сказать, что у моего сына хватит наглости заявить мне, что он терпеть не может место, где родился?
Фейт подумала, что вряд ли ее сын когда-нибудь решится на подобное.
– Ты забываешь, что он и мой сын, Адам!
– Помню. А вот мое отцовство под вопросом.
Но оскорбление не достигло цели. Фейт просто пропустила его мимо ушей. Она опять попыталась спасти положение, но, как всегда, не слишком удачно:
– Ты плохо себя чувствуешь сегодня. Давай обсудим это в другой раз.
Бросив огрызок в камин, Пенхаллоу облизнул пальцы.
– Тут и обсуждать нечего. Я уже договорился с Клифом. Все решено.
– Я не позволю! Клэй не будет жить в этом проклятом месте. Хватит и моих мучений. Это несправедливо! Желаешь досадить мне? Ты жестокий и бессердечный!
– Раскудахталась! А ты подумала, идиотка, что будь у парня хоть капля характера, он бы мне спасибо сказал! Я даю ему надежную крышу над головой и все, о чем может мечтать мужчина! Клэй будет тут охотиться, стрелять, ловить рыбу…
– Но его это не интересует! – заявила Фейт, совершая очередной промах.
– Черт бы тебя подрал с твоим щенком! – крикнул Пенхаллоу. – Ему лучше жить в городе! Ладно, пускай живет! Пусть покажет, на что способен! Пусть поселится в Лондоне и изумляет нас своими гениальными творениями! Пусть пошлет меня к дьяволу и делает что хочет! Я согласен!
Он ударил кулаком по одеялу, опрокинув блюдо с фруктами. Один апельсин упал на пол и покатился по ковру, как маленький оранжевый мячик. Пенхаллоу издевательски прищурился.
– Ну, понравится это твоему сынку?
– Как же Клэй будет жить самостоятельно, если у него нет денег? И потом, он еще несовершеннолетний. Он…
– Если парень чего-то стоит, его это не остановит! Несовершеннолетний! Ему ведь уже девятнадцать? Барт в его возрасте считался лучшим наездником в графстве, травил собаками зверя, был первый в округе задира и махал кулаками, что твоя молотилка! Настоящий мужчина – черт, а не парень! Если я дам ему пинка под зад, он сумеет заработать себе на жизнь! Да и в остальном Барт не промах! Он был моложе твоего молокососа, когда обрюхатил эту сучку, дочку Полперроу!
– Ты хочешь, чтобы Клэй стал таким же, как Барт с Конрадом?
– Да, хочу!
Фейт расплакалась, и в ее всхлипываниях послышались истерические нотки.
– Лучше бы я умерла!
– Лучше, чтобы я умер, – язвительно поправил супруг. – Не дождешься, дорогая женушка! Да перестань ты скулить!
Сжавшись в комок, она закрыла лицо руками и зарыдала в голос.
– Ты никогда меня не любил! Ты разбиваешь мне сердце! Безжалостный тиран!
– Прекрати немедленно! – заорал Пенхаллоу, яростно дергая шнур звонка. – Дай мне по роже или воткни нож под ребро, если хватит духу, только не распускай здесь нюни! Достала меня со своим сынком!
Фейт попыталась успокоиться, но слезы лились ручьем, и не было сил остановиться. Она все еще всхлипывала и терла глаза, когда в комнату вошла Марта. Быстрота, с которой та явилась на зов хозяина, свидетельствовала о том, что она подслушивала под дверью.
Отпустив ленту, Пенхаллоу, пыхтя, откинулся на подушки.
– Забери отсюда эту чертову куклу! – велел он. – Не пускайте ее сюда, или я за себя не ручаюсь!
– Вы же сами за ней послали, – невозмутимо произнесла Марта. – Успокойтесь, моя дорогая! Лучше уж уходите, а то его удар хватит. Ну и дела!
При появлении Марты Фейт вскочила с кресла, отчаянно пытаясь унять слезы. Слова Пенхаллоу заставили ее покраснеть от стыда, и она бросилась из комнаты, чуть не налетев в коридоре на Вивьен. Отвернувшись, поспешно прошла мимо. Вивьен не остановила ее. Решительно сдвинув брови, она вошла в спальню Пенхаллоу. Увидев там Марту, Вивьен приказала:
– Выйдите отсюда! Я хочу поговорить с мистером Пенхаллоу.
Это бесцеремонное вторжение не разозлило хозяина. Скорее он обрадовался появлению невестки. Лицо его стало не таким багровым, и, хохотнув, он спросил:
– Зачем пришла, чертова кошка?
– Я скажу вам, когда Марта уйдет, – ответила Вивьен.
Она стояла посередине комнаты спиной к огню, засунув руки в карманы твидового жакета.
– Какого дьявола ты тут распоряжаешься? – грубо осадил ее Пенхаллоу.
Вивьен вызывающе вытянула нижнюю губу, что позабавило хозяина.
– Я не уйду, пока все вам не выскажу. Не воображайте, будто я вас боюсь. Меня вы до слез не доведете.
– Какова девка! – одобрительно заметил Пенхаллоу. – Сумей ты отличить породистую лошадь от полукровки, я бы, черт возьми, тобой гордился! Выметайся отсюда, Марта! Чего стоишь как дура? Убирайся!
– И не смей подслушивать под дверью, – добавила Вивьен.
Марта тихо рассмеялась:
– И надо же было мистеру Юджину на такой злыдне жениться! Вы тут всех нас перегрызете. – И вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Спаниельша, встретившая Вивьен обычным ворчанием, спрыгнула с кровати и, громко пыхтя, развалилась на полу рядом с камином. Кот, прервав свое занятие, пристально посмотрел на нее, после чего стал снова вылизывать шерсть.
Перебросив на стол бухгалтерские книги и бумаги, валявшиеся на кровати, Пенхаллоу распорядился:
– Налей-ка мне выпить. И себе тоже.
– Утром я не пью и вам не советую, раз у вас водянка.
– Ну и нахалка! – восхитился Пенхаллоу. – А тебе какое дело? Ставлю последний шиллинг, что ты только обрадуешься, если я загнусь!
Вивьен пожала плечами:
– Мне, конечно, безразлично, но если у вас опять разыграется подагра, то отравите всем нам существование. Чего вам налить?
– Стаканчик кларета. Мужчинам он только на пользу. Мой дед в старости ничего другого не признавал, а прожил до восьмидесяти пяти лет. Бутылка в угловом буфете. Принеси сюда.
Вивьен принесла бутылку и стакан и, поставив их на стол, отошла на прежние позиции. Пенхаллоу с трудом дотянулся до бутылки, притворно ворча на невестку, и сам налил себе стакан. Осушив его, он налил еще и, удобно расположившись на подушках, приготовился слушать.