После лекции папа идет на встречу с другими родителями, сдавшими детям колледж по наследству, а мама – пить кофе с мамой Кали. Кажется, они отлично ладят. Либо Кали не сказала своей матери, какая я неудачница, либо она помалкивает из приличия.
Перед «президентским обедом» все четыре представительницы «легендарной четверки» со своими предками встречаются в наших апартаментах. Они представляются и кудахчут о том, какие у нас крохотные комнатки, восхищаются тем, что мы сделали со своей малюсенькой гостиной, и на память фотографируют новую табличку: «Встреча великолепной четверки и великолепной восьмерки», которую сделали остальные, без моего участия. Потом мы все вместе выходим и осматриваем кампус, проделывая огромный путь ради каких-то старых, более представительных зданий, по кирпичу которых ползет уже краснеющий плющ. И все так хорошо смотрятся рядом в фланелевых юбках, кашемировых свитерах, коротких дубленочках и высоких сапогах, разбрасывая ногами осеннюю листву. Мы действительно похожи на счастливых студентов, фотографии которых печатают в каталогах.
Обед изыскан и скучен, резиновая курятина и резиновые беседы, проходящие в холодном огромном зале с эхом. И только после обеда миф о великолепной четверке начинает рассыпаться. Потихоньку семьи Кендры, Дженн и Кали отделяются. Скорее всего, обсуждают Рождество, День благодарения и весенние каникулы, свои возможности и все такое. Мама смотрит на них, но ничего не говорит.
Они с папой возвращаются в свой отель, готовятся к ужину. Мама сообщает, что мы идем в хороший ресторан, и рекомендует мне надеть черно-красное платье. А также велит вымыть волосы, а то они уже сальные.
Когда они приходят за мной, возникает неловкий момент, потому что мы сталкиваемся с остальными, и выясняется, что они все вместе идут в какой-то известный ресторан в центре Бостона, где подают морепродукты. Мои мама с папой смотрят на родителей остальной «легендарной четверки» с некоторым напряжением. Соседки как-то покраснели и начали вдруг демонстрировать интерес к нашему серому ковролину. Наконец отец Дженн делает нам запоздалое приглашение пойти ужинать с ними.
– Уверен, что мы сможем потесниться и все разместимся.
– Нет необходимости, – отвечает мама крайне надменным тоном. – Мы зарезервировали столик в «Преццо».
– Ого! Как вам это удалось? – интересуется Линн. – Мы тоже пытались, но там сказали, что места есть лишь на следующий месяц. – Как говорит мама, «Преццо» – самый крутой ресторан в городе.
Мама таинственно улыбается. Она им не скажет, но я знаю от папы, что у одного из ребят, с которыми он играет в гольф, есть друг в бостонской больнице, а у того есть связи. Мама так этому радовалась, но теперь победа неполноценная.
– Ну, наслаждайтесь своими морскими гадами, – говорит она. Только мы с папой улавливаем снисходительность в ее тоне.
Ужин просто мучителен. Я вижу, что даже просто сидеть в этом дышащем жеманством ресторане в окружении бостонской элиты маме непросто, и папе, соответственно, тоже, они чувствуют себя отверженными. Хотя это не так. На самом деле отвергаю их лишь я.
Меня расспрашивают о занятиях, и я покорно рассказываю о химии, физике и биологии, а также китайском, не упоминая о том, как трудно на лекциях не заснуть, даже когда ляжешь очень рано, как и о том, насколько ужасно идут дела по тем предметам, по которым я отлично успевала в школе. Говоришь, не говоришь – это так утомляет, что мне хочется лечь лицом в тарелку с салатом за тринадцать баксов.
Когда нам приносят закуски, мама заказывает бокал «Шардонэ», а папа – «Шираз». Я стараюсь не смотреть на то, как переливаются цвета вина в свете свечей. Даже от этого больно. Я опускаю глаза в тарелку с равиоли. Пахнет приятно, но есть не хочется.
– Ты не заболела? – спрашивает мама.
И на крошечную долю секунды я задумываюсь, что было бы, если бы я сказала им правду. Учеба совершенно не соответствует моим ожиданиям, а я сама не похожа на девчонок из каталогов. Не Счастливая Студентка. Я вообще не знаю, кто я. Или знаю, но просто больше не хочу ею быть.
Но это не вариант. Мама расстроится и будет разочарована, словно мое несчастье оскорбит ее лично как родителя. И она будет давить на чувство вины, на то, как мне повезло. Я же в колледже! А ей не посчастливилось приобрести такой опыт. Именно поэтому, пока я училась в последних классах школы, она вела себя как генерал на войне, продумывая стратегию моего дополнительного обучения, наняла мне репетиторов по тем предметам, в которых я была не очень, записала в группу подготовки к выпускным экзаменам.
– Да просто устала, – отвечаю я. По крайней мере, это не ложь.
– Ты, наверное, слишком много сидишь в библиотеке, – вставляет свое замечание и папа. – Ты на солнце достаточно времени проводишь? От этого зависит суточный ритм.
Я качаю головой. Это тоже правда.
– А бегаешь? Тут хорошие дорожки. И от реки недалеко.
По-моему, последний раз мы с ним выходили на пробежку вместе – за пару дней до той моей поездки.
– Завтра с утра сходим. Перед завтраком. Сбросить сегодняшний ужин. Прокачаем твои легкие.
Я чувствую полное измождение от одной мысли об этом, но он меня даже не спрашивает, он изначально рассчитывает на то, что я соглашусь, как и всегда, все планы строятся до того, как я с ними соглашусь.
На следующее утро остальные девчонки сидят в гостиной и пьют кофе, весело обсуждая обед, в ходе которого возник некий инцидент с симпатичным официантом и молоточком для разделывания омара, и событие это уже возведено в ранг мифов под кодовым названием «Красавчик с молотом». Они ошарашенно смотрят на меня, когда я предстаю перед ними в спортивных штанах и флисовой толстовке и принимаюсь искать кроссовки. У нас суперновомодный спортзал, без которого Кендра с Кали просто жить не могут, Дженн они тоже таскают с собой, а моя нога туда еще не ступала.
Я ожидала только папу, но с ним пришла и мама – в черных шерстяных штанах и кашемировой пелерине, и очень оживленная.
– Я думала, что мы за завтраком встретимся, – говорю я.
– Я просто хотела посидеть у тебя. Так мне будет проще воображать, где ты, когда меня нет рядом, – она поворачивается к Кали. – Если ты не против, – говорит она так вежливо, что Кали, наверное, никогда ее стервозности не уловит.
– Мне кажется, это очень мило, – отвечает она.
– Эллисон, ты готова? – спрашивает папа.
– Почти. Не могу кроссовки найти.
Мама смотрит на меня так, будто я теперь все постоянно теряю.
– Где ты их видела в последний раз? – говорит папа. – Представь себе это место. Так надо искать то, что потерял. – Стандартный совет, но он, как правило, работает. Мне вспоминается, что мои кроссовки все еще лежат нераспакованные в чемодане под кроватью – именно так оно и есть.
Мы спускаемся по лестнице, отец символически тянется.
– Посмотрим-ка, помню ли я еще, как это делается, – шутит он. Папа сам бегать особо не любит, но всем своим пациентам постоянно говорит, что надо заниматься, поэтому старается и сам делать то, что проповедует.
