– Так то – в древности.
– Никакой разницы. Разбойники и есть.
– В древности, между прочим, каждый мог любую музыку по душе копировать и слушать, сколько влезет. И ни один урод не мог к нему вломиться, – Петр вытаращил глаза и оскалился, изображая сотрудника службы Культурного надзора: – «А какую такую музыку слушаем?! А сертификат где?»
– И что хорошего? Древний разврат и засилье порномузыки – это тебе любой историк скажет. Тебе, что ли, классика не нравится или оперы? Так никто не заставляет. Можешь на выбор хоть гимны слушать, хоть марши военные, именно «сколько влезет». И бесплатно, кстати сказать.
– Я люблю классику, – печально согласился Петр, – которая хорошая. Только хорошей почему-то очень мало, и не по карману она.
– А ты люби по карману, – ухмыльнулся Штимер. – И тебе хорошо, и государству приятно.
– Гадость это, а не музыка.
– Никакая не гадость. Классическая музыка, она в любом случае – музыка, а не крики пьяных рангутангов в безлунную ночь.
– Природные звуки – это, во-первых, прикольно, а во-вторых, безопасно, потому что – не искусство и никто не придерется, что я чего-то не то слушаю. А что касается древности, так вот, тогда «классической» была совсем другая музыка, а то, что сейчас считается классикой, тогда, знаете, как называлось? «Попса»! То есть «Популярная» му… – начал Петр, но осекся, увидев ледяной взгляд Штимера. В следующую секунду он понял, что есаул смотрит поверх головы.
– Ну вот, – проговорил Штимер, аккуратно кладя вилку и медленно убирая руки под стол, – теперь потанцуем. Не оборачивайся и слушай сюда. У стены сидит один перец с рыжими волосами, когда мы вошли, его не было. Сейчас он вроде как спит, но я все-таки с ним потолкую, а ты смотри, что у меня за спиной. Поехали.
Есаул пружинисто поднялся со стула и мягко, как кошка, двинулся к рыжеволосому. В дверях тут же появился официант, но исчез, стоило Штимеру покоситься в его сторону. Петр развернул кресло так, чтобы видеть и вход на веранду и угол, где приткнулся рыжий субъект. Красивая, веселая и безумно дорогая музыка играла впустую. Подойдя к углу, Штимер некоторое время неподвижно стоял над рыжим, затем одним резким движением усадил его на стул. Тот что-то пробормотал и уставился на есаула. Штимер хмуро разглядывал свою жертву. Рыжие волосы, совершенно явно выкрашенные динамической краской, тонкий серый комбинезон, натянутый поверх черного костюма, – все это выглядело жалкой попыткой наспех замаскироваться.
– С кем имею честь? – наконец выговорил субъект и Штимер сразу же узнал его – Леопольд Вун, розуанский дипломат, собственной вдребезги пьяной персоной пытался сфокусировать взгляд на собеседнике. – Это опять вы? Что еще надо? А-а, это не вы… А кто?
– Я – офицер полиции с Короны.
– Это правильно… Взять этих уродов. Только, – Вун тяжело вздохнул, – руки коротки…
– А что за уроды? – осведомился Штимер, усаживаясь напротив.
– А то… не знаете… сами по уши…
– В глаз дам, – пообещал Штимер, – за намеки.
– Глаз?!! Где?! – встрепенулся и даже чуть-чуть протрезвел дипломат. – Они все видят… Везде… Если б не глаз, все было бы… А вы кто?
– Мое имя – Штимер.
Дипломат сосредоточился, некоторое время напряженно пытался собрать разбегающиеся мысли, но так и не собрал.
– Мне конец, – сообщил он.
– А кто уроды-то? – переспросил Штимер.
– А все уроды. Перги вонючие. Они еще не знают, с кем связались! Рангутанги сопливые. Козлы!
– Хм… А кто хуже всех?
– А все хуже! – дипломат уселся поудобнее и зажмурился, явно пристраиваясь поспать.
– Тебя «глаз» напугал? – зашел с другого конца Штимер. Как и ожидалось, это слово оказало бодрящее действие.
– Глаз?! – Вун торопливо огляделся вокруг. – Где?
– А нет его больше. Я прихлопнул.
– Как это?
– А так. Один выстрел – и все, – соврал Штимер.
– Так просто. Не может быть! – дипломат изумленно и вполне осмысленно уставился на Штимера. – Прошу прощения, с кем имею честь?
– Я – Штимер, офицер полиции Короны, – терпеливо повторил есаул.
– Вот как? – Вун более или менее прямо уселся за столом и повелительно махнул рукой появившемуся как по волшебству официанту: – Сока мне нектарного. Большой бокал, и побыстрее. Так что вы хотели? – обратился он к Штимеру.
– Это вы хотели, – парировал есаул, – в живых остаться, а заодно рассказать мне о креофитах.
– Не может быть.
– Что?
– Чтобы хотел. Потому что, – быстро поправился он, – я ж ничего и не знаю.
– О чем?
– О креофитах ваших… Не морочьте мне голову, – дипломат злобно посмотрел на Штимера. – Помочь вы все равно не можете, а хуже сделать – тем более. Оставьте меня в покое.
– А вдруг?
Вун прищурившись, смотрел куда-то поверх головы есаула. Взгляд стал цепким и твердым. Ухватив принесенный официантом бокал, он не торопясь отхлебнул из него, посидел немного, хлебнул еще. К тому времени как бокал опустел, дипломат уже, заметно протрезвев, сидел совершенно прямо и явно немного повеселел.
– Вы в каком подразделении служите?
– Тайный дивизион.
– Да, есть такой на Короне… Борьба с контрафактной продукцией, – дипломат немного помолчал, потом посмотрел прямо в глаза Штимеру. – Вы правы: терять мне и правда уже нечего. Ну что же, – он принял привычно-изысканную позу, – я готов вам многое рассказать, но надеюсь, вы понимаете – сотрудничество должно быть взаимовыгодным.
– Само собой. Все, что могу.
– Вот и хорошо. Креофиты без меня вы не найдете никогда. Насколько я знаю, похищено триста с лишним камней в четырех ампулах. Условие простое: я говорю, где искать, вы, когда находите, отдаете одну ампулу мне. С остальными делайте, что хотите. Хоть себе берите, хоть для родного казначейства. Меня не касается.
– Не пойдет.
– Жаль. А почему?
– Ну, себе я это богатство не возьму, а если в казначейство до крупицы не сдам – с меня всю душу вытрясут. Да и не верю я вам – не знаете вы ничего конкретно.
– Значит, у вас одно возражение и одно сомнение. По поводу возражения – все просто. Хотите сдать в казначейство? Флаг в руки. Свяжитесь с начальством прямо сейчас, пока мы еще в пространстве Короны, и передайте им мое предложение. Пусть у них голова болит. А по поводу вашего сомнения – еще проще. Это я похитил камни. Я все спланировал и сделал. Вам рассказать подробности?
– Внимательно слушаю.
– Ну-ну, не все сразу. Так как вам мое предложение?
– Вполне. А не боитесь, что вас возьмут на Розе прямо сразу у трапа?
