Когда исчез кусок стены, отделяющей каюту от коридора, и раздался такой сочный звук, словно неподалеку порвалась очень-очень толстая струна, Биллинг, конечно, не стал поспешно озираться по сторонам. Сначала он внимательно рассмотрел неестественно серое лицо Штимера и решил, что либо освещение такое, либо со зрением все еще нелады. Поморгав, он, наконец, повернулся в сторону выхода из каюты и окаменел лицом, рассмотрев сквозь огромную неизвестно откуда взявшуюся дыру сбежавшего помощника. По роду занятий Биллингу довольно часто приходилось общаться с различным жульем. Праведного негодования или восторгов по поводу настигшего негодяев возмездия он никогда особо не испытывал, но тех, кто «крысятничал» или «стучал» на своих, искренне презирал.
Гро медленно вошел в каюту и остановился, глядя прямо перед собой. За ним так же неторопливо вошли джаны. На безукоризненно выбритых лицах – спокойствие и полная безучастность, а в глазах… Биллинг никак не мог поймать взгляд кого-нибудь из вошедших.
– А вот и мы! – позади джанов появилась еще одна странная пара. – Идем, идем, уважаемые…
Гро, а за ним и джаны двинулись вперед мимо отскочившего в сторону Петра. Биллингу показалось, что он видит тонкую стеклянную нить, которую тащил за собой один из джанов, и что нити тянутся куда-то вглубь коридора за каждым из вошедших, но, присмотревшись внимательней, убедился, что все это – игра света в полосках тумана, стелющихся по каюте.
– Разрешите представиться: искусствовед Блох, – с этими словами шагнул в каюту коренастый блондин в довольно-таки грязных штанах и с самодельной повязкой на глазу. Под руку с ним шла невысокая, очень бледная девушка. В отличие от спутника она заметно нервничала.
– Моя ассистентка, – блондин на ходу галантно кивнул в сторону девушки, – довольно талантливый и вполне успешный журналист Ольга Стайн. А вы, насколько я понимаю, доблестные полицейские силы Консульской республики Корона?
В наступившем молчании он прошел неторопливой походкой к столу, отодвинул одной рукой стул для дамы, потом для себя. Тем временем Гро и оба джана невозмутимо пересекли холл, направляясь, по-видимому, куда-то во внутренние помещения.
– Молчание – знак согласия, – как ни в чем не бывало продолжал блондин, вальяжно усаживаясь напротив Биллинга, – и, если никто не против, мы можем провести несколько минут в приятной беседе. Сидеть! – приказал он, не повышая голоса, но таким тоном, что Петр как стоял, так и плюхнулся на первое попавшееся кресло. Джаны, а за ними и Гро, свернули и все так же молча расселись у стены.
– Чем обязан? – наконец разлепил губы Биллинг.
– Как? Неужели этот господин с серо-зеленой физиономией, – блондин театрально взмахнул рукой в сторону Штимера, – не предупредил, что я хочу свести знакомство с вами?
– Я представлял все несколько иначе, – сухо улыбнулся Биллинг, – во всяком случае, не ожидал, что вы придете такой компанией.
– А на это есть причины. Возможно, мы их обсудим позднее, но пока давайте уладим пару сугубо технических вопросов. Просто чтобы потом не отвлекаться. Во-первых, уважаемый есаул зачем-то все время целится в меня. Это не то чтобы существенный момент, но отвлекает и вообще хамство.
Биллинг задумчиво оглядел то, во что превратился холл. Изморозь, покрывшая стены, начала уже понемногу таять. Огромный пролом в стене никуда не делся и выглядел совершенно отвратительно. Стерегущая система на потолке вроде бы не пострадала, хотя в сложившейся ситуации казалась решительно бесполезной. Потом он обвел взглядом пеструю компанию, заполнившую холл. Петр, вжавшийся в спинку кресла, по-видимому, хотел вовсе слиться с интерьером. Гро, сидя рядком с джанами, смотрел прямо перед собой, и этот ровно ничего не выражающий взгляд понравился инспектору еще меньше, чем разрушенная стенка каюты. Девушка рядом с Философом смотрела вполне осмысленно. Взгляд ее все время тревожно бегал по сторонам, только на своего спутника, насколько заметил инспектор, она ни разу не подняла глаз. Скрючившийся в кресле Штимер действительно выглядел неважно. На его лице, землистом и будто сведенном судорогой, блестели капли пота. Двумя руками он прижимал к животу рукоять громоздкого и, очевидно, мощного лазерника. Могло показаться, что есаулу настолько плохо, что уже не до чего нет дела, но ствол упорно и недвусмысленно смотрел в сторону Философа.
– Это без толку, – проворчал Биллинг, – убери пистолет, Штим.
Есаул, конечно, и не подумал убирать куда-то оружие, но ствол все-таки опустил.
– Замечательно! А то я уж подумал, что кое-кто хочет повторить подвиг оборонного дроида. Будем считать, первый вопрос решен. Остался последний вопрос – креофиты. Подскажите, где мне их забрать? – Философ поправил повязку, но от этого багрово-черная рана под ней стала только заметнее. – По большому счету для меня все уже не так важно, но дело принципа. Я потратил неоправданно много времени и собственных органов, гоняясь за этой мишурой.
– Похоже, вы уже поговорили с этими людьми? – Биллинг кивнул в сторону джанов и Гро. – Вас не устроили ответы?
– Так и есть, – Философ приподнял левую руку, и Биллинг ясно увидел три тонкие нити, которые тянулись из ладони к неподвижным фигурам у стены, – не устроили, к сожалению для них. Я всегда знал, что люди по характеру делятся на гибких и твердых. То есть одни гнутся, другие – ломаются. Здесь, к примеру, счет два-один в пользу твердых.
– Что с ними?
– Очевидно, я был неосторожен. С ними теперь утомительно общаться, хотя команды выполняют исправно. Так вот, возвращаясь к нашему вопросу… А не хотите сейчас просто и без всех этих лишних приключений отдать камни?
– Нет.
– Как утомительно. Не люблю, знаете ли, насилия, – Философ рассеянно улыбнулся есаулу, – вот, он не даст соврать. Но вы ставите меня прямо-таки в безвыходное положение, а я нетерпелив, к сожалению.
Биллинг понимал, что молчать глупо. Он видел спокойную и беспощадную уверенность на лице Философа. Сейчас они запросто превратятся в таких же зомби, как Гро, и ничего нельзя будет сделать. Он заметил и прищуренный взгляд Штимера, видел, как чуть дрогнул ствол в его руке. Есаул, конечно, рискнет, хоть сам понимает, что все бессмысленно. Молчать было крайне глупо…
– Я скажу, где креофиты, – подал голос Петр. Он еще больше вжался в кресло и отчаянными глазами смотрел на Биллинга.
Философ хмыкнул, но не шевельнулся. Теперь безо всякой улыбки он в упор смотрел на есаула. «Либо стреляй, и я тебя сразу убью, либо не валяй дурака», – ясно говорил его взгляд, и Штимер с отвращением принял, наконец, мысль о бессильности своего оружия.
– Я скажу, – повторил Петр, с трудом управляясь дрожащими губами, – они у Гро…
– Ага. И кто же у нас тут Гро? – Философ вопросительно приподнял бровь и, демонстративно развернувшись спиной к есаулу, уставился единственным глазом на Петра. – Гро – это ведь кого-то тут так зовут?
Вид прозрачного, какого-то слюдянистого и неживого глаза окончательно расстроил Петра, выдавить из себя еще что-то ему было уже явно не по силам. Он только молча кивнул. Томительную секунду Философ разглядывал Петра, но обратился почему-то к Штимеру.
