Восьмой оператор дисциплинированно воспринимал льющийся из обзорного купола смысловой поток о ходе ремонтных работ на вверенном ему участке и одновременно пытался встроить единичный, но неопровержимый факт собственного везения в только что обретенную концепцию Предопределенности. Мысль о том, что и это было предопределено, он отбросил сразу, посчитав ее профанацией, вовсе стирающей грань между везением и невезением. Потом ему пришла мысль о том, что линия жизни состоит из кусков предопределенности, по которым неотвратимо, как по рельсам, каждый следует от одной точки выбора до другой. И эти точки (он определил их как «точки бифуркации») и есть моменты не только свободы воли, но и истинных случайностей, в том числе невезения и везения, которые, без сомнения, суть свидетельства Божественного присутствия, и как таковые должны всегда приниматься с надлежащим вниманием!
Так мысль бывшего Дежурного капитана, вырвавшись из трясины еретических колебаний, благополучно вернулась в лоно истинно лунитской веры, чистой и прозрачной, как абсолютный вакуум.
* * *
В первых лучах восходящего солнца густо увитая лозой беседка смотрелась как настоящее произведение искусства. Журчание разноцветного фонтана перекликалось со щебетанием снующих возле него райских птичек. Все выглядело вполне прилично, именно так, как и положено интерьеру каюты Второго уровня. Профессор Стайн благожелательным взором патриарха, взирающего на молодое поколение, оглядел собравшихся.
– Следует признать, – прогудел он, – что мы справились. Задача была в высшей степени нетривиальной. Итак, мой первый тост, как всегда, за Творца целокупности и его законы.
Все уже держали бокалы с золотистым напитком наготове. Штимер выпил без всякого энтузиазма, Петр громко поперхнулся, но общую праздничную атмосферу это не испортило, Биллинг отечески похлопал его по спине.
– У меня даже возникали сомнения в решабельности задачки, – улыбнулся профессор. – Все как-то не складывалось – послал Ольгу буквально на десять минут к капитану узнать точные координаты корабля на момент первой крупной флуктуации «бобов». Ушла и все. Вернулась только сейчас.
– Я же тебе звонила…
– У тебя была четко определенная задача – припугнуть капитана разгромной кампанией в прессе и получить взамен координаты, после чего, ни на что не отвлекаясь, вернуться.
– Не очень-то они пугливые, эти луниты. Я там не знаю сколько проторчала. А на обратном пути про Лиса узнала. Это, к твоему сведению, все там рядом, на Четвертом уровне – и каюта связи, и медмодуль, где Лис лежал…
– Да, с моим референтом то же самое вышло, – Стайн кивнул удивленно поднявшему глаза Лису, – я в том смысле, что ушел к месту новой флуктуации и тоже пропал. Должен признать, что в полной мере оценил твою значимость – все время чувствовал себя безруким калекой.
Рыжеглазый референт, заметно порозовев от профессорского признания, коротко кивнул головой.
– Под конец вообще связь пропала. Сидел тут, как в пещере. Одно утешало, что успел насчет крейсеров договориться.
– А! Я так и знала, что это никакое не совпадение.
– Еще бы! Я не знаю, сколько часов подряд убалтывал то политиков, то военных. Ну что? Еще по одной?
На сей раз напиток показался Штимеру не очень-то и противным. С горчинкой такой легкой, и не кислый, как сначала показалось. Петр, немного пригубив, аккуратно поставил свой бокал на краешек стола, Биллинг выпил все сразу и явно был не прочь повторить.
– А как ты узнал про флибустьеров? – Ольга посмотрела на просвет свой бокал и тоже поставила на стол. – Или это тайна?
– Никаких тайн. Я понятия не имел про этих разбойников, и крейсер заказывал всего один, правда, максимально тяжелый.
– Так вот оно что!
– Разумеется. Риск был слишком велик. Нейтрализовать Ключ вместе с его владельцем следовало любым эффективным способом. Мне представлялось, что наибольшие шансы имеет внезапная аннигиляторная атака. Удар большого диаметра с близкого расстояния ни одна защита не держит. Я просил крейсер с самым крупным рефракторным колпаком на борту, а они в итоге прислали целую Ударную эскадру.
– Я… кх-хкх-м, – Штимер звучно прочистил горло, – я правильно понимаю, что предполагалось взорвать наш «Лотос» к чертовой бабушке?
– Безусловно. Успех определялся внезапностью и быстротой удара. Полная аннигиляция люкслайнера заняла бы всего несколько десятков миллисекунд. Должно было сработать. По крайней мере, я очень надеялся.
В беседке повисла тишина. Профессорские планы и надежды требовали некоторого осмысления.
– Вот сколько тебя знаю, никогда ни о чем не предупредишь, – пробормотала Ольга, – ни когда жениться собирался, ни когда погибать тут всем вместе.
– Не ворчи, – Стайн ласково коснулся руки сестры. – Должен отметить, что твой звонок насчет того, что Философ умер, был очень своевременным.
– Но ты так страшно кричал: «А где Шар? А где Шар?!»
– Это было весьма важно. Честно говоря, я не сразу поверил, что он как-то запихал его внутрь себя.
– Философ сам это сказал! – Ольга оглянулась на Биллинга. – Ведь так? И он не врал – это уж точно!
– Да, – профессор одним глотком отпил чуть не половину бокала. – Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что это вполне вероятно. Но времени было совсем в обрез – эскадра уже выходила на боевой курс. Я еле успел перенацелить ее, когда тело Философа сплавили этим несчастным флибустьерам. Поэтому повторюсь – твое сообщение было крайне своевременным, и вообще ты – молодец.
– Так что я? Это вот они все сделали, а я, честно говоря, до сих пор не пойму, отчего он помер.
– В самом деле, вы поразительно тонко использовали ситуацию, – профессор внимательно посмотрел на есаула, потом на инспектора, – фактически вы заставили его на мгновение поверить, что выстрел может быть смертельным, и тут же его сделали.
– Нет, – покачал головой Биллинг, – не поверить, а только усомниться на секунду. Ему не надо было горячо верить, чтобы сбывалось.
– Безусловно, вы правы, – кивнул профессор, – одно из определений Ключа – «работник мнений». Все прозрачно, если с синонимами разобраться: работник – исполнитель, мнение – соображение – мысль, так что вместо «работник мнений» вполне подойдет «исполнитель мыслей». Между прочим, во всех своих злоключениях этот Философ, по-видимому, сам виноват. Я имею в виду потерю руки, а потом глаза. Это ему пришло просто в голову, что если волшебную, так сказать, руку оттяпали, значит, и настоящая может отвалиться, ну, Ключ и рад стараться. С глазом – уже по накатанному, само собой получилось. И, опять же, глаз, который по воздуху летал, он видимым был только потому, что у несчастного Философа когда-то на сей счет мысль проскочила. Эта не сильно мудрая идея, что мы ответственны за свои мысли, – она как раз про него. Хотя должен отметить: этот Философ, по-видимому, обладал в высшей степени дисциплинированным умом. Предполагаю, что самый захудалый поэт с богатым и пугливым воображением был бы во сто крат опасней, но когда наш Философ интегрировал Ключ прямо в себя, ситуация стала просто аховой. Между прочим, этот момент даже я почувствовал, хоть и не Б-информатор, а уж когда вы ему это чудо отстрелили, я чуть со стула не слетел, честное слово, а Лис, наоборот, в себя пришел. В чем тут дело – разбираться надо. А кстати, ведь и вы, есаул, должны были мощно почувствовать.
