Какая-то группа вышла из отела и направилась в темноту. Скоро рассвет. Они идут в лагерь.
– Что с тобой? – спросил муж, пробудившийся в тот миг, когда она тихо присела на постель, – Спи!
– Я не дошла до вершины, – сказала она, почему-то чувствуя в горле слёзы.
– Ничего страшного, сходишь ещё раз, – сонно пробормотал в утешение муж.
Несколько дней спустя она решилась повторить восхождение. Здесь, в отеле, произошедшее на склоне Тенгур-Майраб, казалось безмерно далёким, призрачным, нереальным. Она теперь почти уверилась в том, что ничего не было, и горный лекарь просто приснился ей, пригрезился от недостатка кислорода и переутомления. Она слышала много историй о том, как альпинисты отмечали у себя или у товарищей в горах кратковременное помутнение рассудка.
Но сомнение всё же оставалось. И не столько желание постоять на вершине, одной из многих вершин в её жизни, гнало её вперёд, сколько именно смутное, свербящее желание убедиться…
«Нет никакого горного лекаря. Его просто не может быть.»
«…А если он всё же существует?»
Она кляла себя за эту тайную надежду.
«Если он существует, то – боже праведный! – оно повторится… Это безумное падение наверх, без борьбы, без страховки, без малейшего сожаления о жизни, которая на какой-то краткий миг так же кажется потерянной…»
Крючья весело звонили, послушно вонзаясь в тело скалы. Всё больше и больше метров отвесной стены оставалось внизу. Втянувшись в привычный рабочий ритм, она карабкалась не чувствуя усталости. Вверх, вниз и снова вверх. Уверенная в своей силе и в своём чутье, как всегда, подвешивала она свою жизнь на десятимиллиметровой веревке, закрепляла её на скале, крепко держала, не страшась обронить, каждую секунду в своих собственных, натруженных ликующих руках.
Закрепившись, она внимательно осматривала скалу; подняв голову, искала знакомые выступы, которые попыталась запомнить, спускаясь, и оставленные ею знаки – она пожертвовала несколькими скальными крючьями, не стала вынимать их, чтобы потом, если будет нужно, найти дорогу обратно…
Солнце поднималось; в туманной долине, не накрытой тенью горы, уже разливались озёра его нежного розовато-персикового света.
«Как же красиво, боже праведный!» – подумала она, удобно упершись ногами в скалу и повернув голову.
Сердце взволнованно и сладко затрепетало у неё в груди, когда она глянула, как птица, с огромной высоты на ту земную твердь, по которой недавно шла. Она поняла вдруг, что совершенно счастлива. Её жизнь, полная ярких впечатлений и эмоций, не имела ни конкретной цели, ни зримого материального результата, как, например, жизнь её мужа, написавшего серию серьёзных трудов по языкознанию, но эта жизнь мгновенно прочно и радостно обретала величайший смысл всякий раз, когда она вот так висела на верёвке и улыбалась…
По статистике несчастных случаев в альпинизме чаще гибнут не робкие новички, а именно мастера.
Она торопилась. Ей хотелось к назначенному времени достигнуть обозначенного на маршруте места ночлега не обычным путём, а с поворотом к югу, чтобы ещё раз – последний! – взглянуть на тот карниз и пещеру; мысль о горном лекаре не давала ей покоя…
Она легкомысленно отнеслась и в первый раз и теперь к предупреждению начальника группы об опасности камнепада. Погода была идеальна для победы над кручей: безветрие, лёгкая облачность, не душно.
Она пыталась вспомнить точное место своего ухода от маршрута. То здесь, то там в скале торчали оставленные ею (или кем-то ещё) крюки и зубила; причудливые выступы каждый раз давали надежду, а затем обманывали…
«Этот? Или, может, вон тот?»
Она поднималась по сложной отвесной стене к нависающему над нею неширокому карнизу.
«Кажется, то самое место…»
Цель, обозначившаяся впереди, пусть пока неуверенно, туманно, придавала ей сил. С удвоенной энергией штурмовала она каменного гиганта, неустанно ища на его шершавой коже мелкие царапинки, спасительные трещинки, помогающие ей удерживаться так высоко над землёй.
Метрах в пяти от карниза у неё кончилась верёвка. Удобно закрепив крюк в районе небольшого выступа, она принялась привычно, без напряжения спускаться вниз.
Кажущаяся достижимость желаемого подстёгивала её. Двигаясь легко и радостно, она полностью контролировала и страховку, и надёжность опор, и ситуацию в целом. Настроение было приподнятое, по краю сознания неуловимо, как тонкие облачка, проплывали фантазии о том, что горный лекарь тоже думает о ней, ждёт её там, наверху – она начала даже насвистывать себе под нос популярную песенку о любви…
Внезапно откуда-то сверху послышался лёгкий треск.
Она интуитивно подняла голову. И выступ, и крюк, за который цеплялась верёвка – всё было в порядке.
Беда притаилась выше, и она не могла сразу заметить её: над карнизом начался камнепад.
Череда счастливых случайностей, сохранявших её шальную жизнь до сих пор, прервалась. Несколько крупных камней, обрушившись вниз, откололи от карниза увесистую глыбу – прокатившись по склону, она задела выступ, к которому крепилась страховка.
Выступ дал трещину и, мгновение спустя, нагруженный её маленьким телом, медленно, почти кинематографично, отломился от скалы и начал падать, увлекая за собой верёвку.
Крюк был вбит как всегда, на совесть, и если бы он выпал вдруг из катящейся по склону, а затем из падающей с ускорением глыбы, она, возможно, получила бы шанс на спасение. Но профессионально вогнанный по самую проушину крюк намертво сковал верёвку и камень.
Оторванная от скалы чудовищной силой рывка, она стала падать вдоль отвесной стены; плашмя, раскинув руки, в своём бело-голубом комбинезоне, летела она единственный раз в своей жизни как самая настоящая крупная красивая птица.
Её падение не встречало никаких препятствий на удивление долго – таков был прощальный подарок ей от судьбы – больше двухсот метров летела она совершенно свободно и, вероятно, даже успела до конца осмыслить само ощущение полёта…
Кто знает, может, именно об этом неосознанно мечтала она всю жизнь.
ЛЕГЕНДА О ЛУННОМ ПРИНЦЕ
1
В сказочно живописном краю, на берегу моря, сентябрями, когда изнуряющий зной начинает спадать, и воздух становится мягок, как свежая французская булка, в шикарном отеле собираются на недельку-другую именитые художники – эта встреча для них не столько повод выставиться друг перед другом и продемонстрировать свои успехи, сколько способ обновиться за счёт могущественной целительной красоты здешней природы и непринуждённых богемных бесед на террасе за бокалом хорошего вина; сюда приезжают за вдохновением, за очищающим глотком божественной истины, без капли которой всякое произведение искусства теряет смысл.
