Стоп-стоп, сказал себе. С таким настроением меня остановит
первый же патруль. Я всего лишь турист, беспечный турист, что тратит свои
законные две недели отпуска и жаждет получить на потраченные деньги максимум
удовольствия…
Он выпрямился, постарался выпятить живот и пошел с видом
человека, довольного собой, жизнью, здоровьем, словом, с видом стопроцентного
американца, какими их представляют за пределами Америки.
С удовольствием засмотрелся на хорошеньких девушек в очень
откровенных шортиках, больше похожих на стринги, во всяком случае, обе
загорелые ягодицы задорно двигаются из стороны в сторону. Зрелые матроны
бросали в их сторону недовольные взгляды, но это и понятно, им целлюлит не
позволяет открыть даже лодыжки, зато мужчины провожают глазами открытые ягодицы
с явным удовольствием.
Перейдя залитую зноем дорогу, он нырнул в прохладу кафе,
работает кондишен, температура воздуха ниже градусов на пять, чистое спасение,
но столики заполнены лишь наполовину.
Бармен посмотрел на него оценивающе, Стивен улыбнулся и
кивнул.
– Все верно, – сказал он, – ничего, кроме
холодного пива.
– «Хейнекен», «Куолла», «Старый Козел»?
– Ого, – сказал Стивен, – и сюда это
добралось? А я думал, что хоть здесь попью местного пивка.
– В Израиле пиво не производят, – ответил бармен,
и Стивен не мог понять, шутит или говорит правду. – У нас две трети
клиентов – арабы. Увы, приходится считаться, они спиртное не употребляют.
– Несчастный народ, – посочувствовал Стивен.
Бармен усмехнулся:
– Целиком с вами согласен, сэр.
– Ничего, – сказал Стивен бодро, – мы их
окультурим. Научим и пиво хлестать, и супружеской неверности, и рисовать
зверюшек…
Глава 7
Бармен продолжал улыбаться, но улыбка стала чуточку
напряженнее, и Стивен сразу вспомнил, что и евреи, как мусульмане, тоже не
рисуют животных. Как рассказывали на лекции между занятиями по рукопашному бою,
по той же причине великие русские художники Левитан и Шишкин, к примеру,
никогда не рисовали ничего живого, только природу, и когда однажды Шишкину
тайком дорисовали на картине «Утро в сосновом бору» медведей, он пришел в
отчаяние и покончил с собой.
– Спасибо, – сказал Стивен, он взял два пива и
крохотную тарелочку с креветками, сел за свободный столик.
К барной стойке подошли две девушки, одна свеженькая
датчанка, так почему-то определил Стивен, хотя с таким же успехом могла быть и
шведкой, и полькой, а вторая – типичная местная жительница: загорелая до черноты,
с тугим пучком иссиня-черных волос, которые ночью явно щедро распускает по всем
подушкам в ожидании мужа.
Бармен подал обеим, как Стивен и ожидал, по вазочке с
мороженым, обе с веселым щебетом проследовали в зал, большинство столиков уже
оказались заняты, все мы предпочитаем садиться за пустой стол, Стивен на миг
понадеялся, что сядут к нему, общество молоденьких щебечущих девочек всегда
приятно любому мужчине, но та, которая цыганистая, увидела, как из-за соседнего
со Стивеном стола поднялась пара, тут же устремилась туда.
Пара оказалась неряшливой, посуду за собой не переставила на
специальный столик, и обе девушки, поставив вазочки с мороженым на край стола,
быстро убрали тарелки, с удовольствием сели и защебетали, как веселые беспечные
птички. Цыганистая сидела напротив Стивена, на миг их глаза встретились, он
посмотрел холодно, уязвленный, что предпочли сесть за стол с грязной посудой,
только бы не к нему, а виновата она, ее подруга уже направлялась именно к его
столику…
Тихонько звякнул мобильник, висящий у шведки на груди, как
изящный брелок. Она взяла в ладошку, что-то спросила, торопливо вскочила,
что-то сказала в мобильник, чмокнула подругу в щеку и заспешила к выходу.
Когда их глаза с этой цыганкой, нет, скорее – испанкой,
встретились снова, он показал ей взглядом, что вот теперь жри обе порции сама,
а так бы он мог помочь, он не гордый, мороженое тоже вещь, хоть и уступает
пиву.
Бармен, открывая зеркальную дверцу шкафа, метнул яркий
отблеск через весь зал и высветил девушку, как прожектором. Стивен ощутил, как
по всему телу прокатился странный озноб от ее древне-дикой красоты, как будто
она перенеслась в это кафе из времен Хаммурапи и Гильгамеша. Тонко вырезанное и
тщательно очерченное лицо, словно отлитое из темного металла, узкие брови и невероятно
длинные загнутые ресницы над древнеегипетскими глазами: удлиненными и
сверкающими подсиненной белизной с сетчаткой цвета желудя. Она орудовала
ложечкой с ленивой истомой.
Стивену почудилось, что она полностью ушла в свой мир,
далекий и первобытный, абсолютно несоприкасаемый с этим шумным и бестолковым,
полным ненужных и непонятных вещей. Руки, загорелые и по-восточному сухие,
красиво положила на столешницу, гибкие пальцы ловко держат ложечку, а мороженое
подхватывает почти синим языком, даже губы настолько темные, что кажутся
темно-синими…
Он чувствовал, как бесследно уходят остатки того напряжения,
что не оставляло его даже в тиши уютного кабинета. Странный мир, странный
город, странные люди…
Из прохлады кафе невыносимо ярко горит белым огнем прямоугольник
двери, а залитая знойным солнцем улица выглядит настоящим адом. Туристы
стараются идти ближе к зданиям, под сенью огромных зонтов над палатками и под
крытыми навесами.
Автомобили тесно прижались один к другому и выглядят
накаленными на солнце массивными металлическими булыжниками.
В кафе все чаще заходят по одному и парами, дважды зашли
группки по пятеро. Почти все столики заняты, к испано-цыганке села немолодая
супружеская пара, явно из благополучных стран Европы. Очень уж ухоженные,
сытые, довольные, постоянно опрыскивающиеся всевозможными дезодорантами как от
пота, так и от всяких кожных болезней, которые вроде бы можно подцепить на этом
экзотическом Востоке.
В дверном проеме появилась девочка-подросток с большими
грустными глазами, живот неестественно вздут, сердце Стивена кольнула жалость:
нельзя разрешать такие ранние браки… и тут же в мозгу остро звякнул
предостерегающий звоночек. Он насторожился, тело поднялось на ноги, как будто
помимо его воли, взгляд устремился на девчушку, на ее живот…
– Ложись! – крикнул он и метнулся через зал в ее
сторону.
Успел увидеть, как вскочила его цыгано-испанка. Девчушка
резко повернула голову. Ее смуглое лицо перекосила ненависть, рука метнулась к
животу, Стивен успел услышать:
– Аллах акбар!
Страшный грохот ударил его в грудь с силой налетевшего
локомотива. Дыхание вылетело с хлипом, Стивена понесло, как сорванный ветром
лист, как-то успел собраться в ком, ударило о пол и обломки мебели,
перевернулся трижды и тут же вскочил, разом охватывая взглядом картину.
Стена, отделяющая кафе от улицы, исчезла: нещадный свет
залил обломки мебели в кафе, поднимающихся с пола ошеломленных людей. В жуткой
тишине послышался плач, стоны, мольбы. Стивен увидел брызги крови, а у его ног
слабо шевелилась окровавленная ступня в детской сандалии, все, что осталось от
смертницы-террористки.
