Ваучер сказал осторожно:
– Господин президент, Израиль, как я уже говорил,
становится абсолютно светским государством! В прошлом году там состоялись всемирные
слеты секс-меньшинств, в этом – учрежден Праздник Поедания Свинины! Да-да,
представьте себе. Чему никак не могли воспрепятствовать немногочисленные
ортодоксальные группы… Словом, еще несколько лет, и Израиль будет полностью
размыт. Он перестанет быть Израилем, а станет всего лишь географическим местом
с преобладающим населением из евреев, но и то… ненадолго.
Файтер вздохнул:
– Я все это знаю. Но Израиль не зря называют мировым
центром хай-тека. Все наиболее современные технологии: компьютеры, электроника,
телекоммуникации, медицина… да и вообще все-все – реализуется у них на таком
уровне, какого не могут достичь ни Европа, ни, увы, США. Кого-то это
раздражает, а нас должно тревожить.
– Меня тревожит, – честно признался
госсекретарь. – Не хотелось бы, чтобы пейсатые имели к ним доступ. Однако
уровень нанотехнологий пока что не настолько высок, чтобы угрожать нам…
– Кто знает, – ответил Файтер угрюмо, – кто
знает. Они свои научно-исследовательские центры для нас не открывают. Чем-то,
конечно, делятся, но кто знает, насколько продвинулись на самом деле?
Госсекретарь развел руками, пробормотал:
– Можно только надеяться, что они не перепрыгнут общие
для всех фундаментальные законы.
– Не перепрыгнут, – согласился Файтер, – но
вдруг обойдут?
Олмиц едко заметил:
– К примеру, в Тель-Авивском университете открылся
факультет биотехнологии. То есть там биотехнологии учат уже студентов! У нас
только-только яйцеголовые в крупных научно-исследовательских центрах почти
наугад комбинируют гены, добиваясь прироста зерна или увеличения яйценосности,
а там уже учат студентов, как делать это и многое-многое еще!.. Я бы сказал,
что это радостный показатель, если бы… он касался всего человечества, а не
крохотного государства, одержимого маниакальной идеей господства над всем
миром!
Ваучер заметил:
– Но мы тоже господствуем.
– Мы – это все человечество, – отрезал
Файтер. – Все, что есть в США, все открыто всему миру. А Израиль сам
постоянно подчеркивает свое противопоставление остальным людям, называя их
народами гоев! Мы над этой причудой лишь снисходительно улыбались, пока евреи
были в рассеянии и пока Израиль был слаб, но теперь… кто знает, не планируют ли
раввины Иерусалима истребить все человечество и заселить планету одними
евреями, как им завещано в их чертовых талмудах?
Он чувствовал, что зол, заметили и другие, Ваучер взглянул
растерянно, а Гартвиг одобрительно, даже в глазах госсекретаря промелькнула
тень удовлетворения.
Олмиц спросил почти весело, явно стремясь разрядить
напряжение:
– Вы ли это, господин президент?
Файтер перевел дыхание, но кровь стучит в виски, он ответил
все так же жестко:
– Оба моих деда пали в боях за освобождение Германии от
фашизма, а вы хотите, чтобы я закрыл глаза на фашизм в Израиле? Более того, на
расизм?.. Никогда, никогда, никогда не перестану бороться против идеи, что
кто-то выше другого всего лишь по крови, по рождению, по принадлежности к
какой-то нации! Именно за это мы стерли с лица земли германский фашизм. Только
за то, что в Германии считали немцев благородной расой, а остальных – нет. И
что же, я должен смириться с тем, что подобное о себе заявляет Израиль?
Гартвиг сказал с двусмысленной улыбкой:
– Вообще-то первыми это сказали евреи. А когда немцы
вздумали подхватить идею и примерить к себе, евреи тут же натравили на Германию
весь мир… Мы, старшее поколение, хорошо помним то, что уже вытравили из мозгов
юного поколения: Вторую мировую у нас, как и всюду, называли еврейской войной,
войной за еврейские интересы…
Он умолк, лицо стало серьезным. Файтер вздохнул, оглядел
собравшихся за столом. Все подтягиваются, серьезнеют, в глазах появляется
что-то такое, что простой человек, воспитанный на газетных клише, не в
состоянии и вообразить: просветленность, убежденность в необходимости бороться
за правое дело.
Израиль, говорят их взгляды и лица, должен исчезнуть. И как
государство, и как идея. Впервые совпали, казалось бы, несовместимые идеи:
военные, политические, нравственные. С военной точки зрения не должен
существовать на планете регион, скрытый от абсолютного контроля и тотальных
проверок со стороны американских органов. Если раньше танковый завод по
размерам был равен городу средней величины, то очень скоро боевые нанороботы
будут производиться на мини-заводе размером с картонную коробку. Нужно успеть
разоружить армии по всему миру, уничтожить все арсеналы, а все работы в
научно-исследовательских центрах поставить под строжайший и постоянный контроль
с постоянным наблюдением за руками работников через особые видеокамеры.
И наконец, доводы с нравственной стороны, которую, по
расхожему мнению, политики не принимают во внимание. Это, конечно же, ложь,
запущенная в обращение самими политиками, которым важнее, чтобы о них думали
как о прожженных циниках, считающихся только с реалиями, такие, мол, не
прогадают. На самом же деле в политику чаще всего идут как раз самые
возвышенные романтики, не потерявшие надежды собственными усилиями сделать мир
лучше и чище.
Этих политиков с самого начала возмущали расистские законы в
Израиле, но приходилось молчать, трезво считаясь с обстановкой в мире, который
контролируют евреи. Но мир меняется, и точно так, как наконец-то насытившийся
мир вдруг начал заботиться о здоровье, чего из-за более важных дел простого
выживания никогда не делал, так и народы, наконец-то добившись у себя свобод и
достойной жизни, начали оглядываться по сторонам и стараться помочь жить
достойно и другим.
И нет человека на планете, который согласился бы с тем, что
евреи – богоизбранный народ, а вот он – говно, так как всего лишь немец,
француз, араб, русский, поляк, турок или мексиканец. Ни один, даже самый
спившийся бомж и алкаш, умирающий от передозировки, не согласится, что он говно
от рождения, а гордо скажет, что и он бы мог стать величайшим ученым или
человеком искусства, но вот родители, улица, семья, собутыльники…
И когда люди, уже сытые и благополучные, начали осматривать
всю планету, большинство спотыкается об Израиль.
Глава 11
Появился дюжий сержант в форме морской пехоты, опустил на
середину стола огромный поднос с множеством разнообразных бутербродов.
Ваучер уточнил быстро:
– А кофе нам дадут?
Сержант кивнул, Олмиц сказал очень серьезным голосом:
– В целях секретности заседания всему персоналу
вырезали языки и прокололи уши.
Ваучер спросил испуганно:
– Правда, что ли?