И потому недостойны даже после смерти лежать с ними на одном
кладбище.
Файтер молча поглядывал на разговорившихся между собой
силовиков и политиков. Немного ушли в сторону, даже сильно ушли, но это ничего,
каждый либо изливает душу, либо выкладывает то, что его лично задело больше
всего в этом «еврейском вопросе», будь он связан только с Израилем или вообще
со всей диаспорой.
Олмиц, как глава ЦРУ, ревниво вспомнил и начал с жаром
доказывать, что Израиль сам занимался терроризмом и продолжает заниматься и
сейчас. Взять хотя бы поиск фашистских преступников по всему миру. У МОССАДа
свои списки, он рассылает отряды убийц по всей планете, разве это не терроризм?
Взять поимку Эйхмана, которого они отыскали в Аргентине, тайно захватили,
держали в подвале, а чтобы вывезти его из страны, вызвали из Израиля
правительственный самолет не то с министром торговли, не то экономики, неважно.
Терроризм на правительственном уровне!
И это все опять же следствие их доктрины расового
превосходства, когда евреям позволено в отношении неевреев все, границы
государств для евреев не существуют, законы других государств для евреев тоже
не святы, еще как не святы…
Интересно, мелькнула ироническая мысль, кто из них первым
сообщит в Израиль об этом сверхсекретном совещании? И кто дословно перескажет,
что кем было сказано и какое решение принято?
Глава 12
Мария спала, хищно-черные волосы разметались по всей
подушке, создавая рисунок дикой необузданной красоты. Лицо должно бы
смягчиться, у всех женщин во сне становится моложе и беззащитнее, здесь
постаралась физиология, представляя спящего как милое безобидное существо,
которое просто жаждется еще и укрыть собственным плащом от ночного холода,
однако лицо Марии оставалось суровым и строгим, словно и в том мире торопливо
перевязывает раненых, руководит их погрузкой и, возможно, проделывает не только
это.
Он легонько коснулся губами ее щеки. Ощутил легкий пушок,
как на спелом персике, такой бывает только у юных девушек, потом исчезает то ли
сам, то ли под слоями тонального крема.
Ее длинные изогнутые ресницы не дрогнули, хотя глазные
яблоки под ними чуть-чуть двигаются из стороны в сторону, явно видит сон.
Он вспомнил, что подобное лицо видел только однажды, когда
ребенком был с экскурсией в Музее древностей, там увидел не то египетскую, не
то иудейскую царицу, ее страстное лицо и удивительные глаза врезались в память,
а потом, когда перешел в стадию взросления, именно это лицо появлялось в
сладко-томительных снах, заканчивающихся взрывами наслаждения.
– Кто ты, Мария? – шепнул он едва слышно. –
Кто ты?
Разведчик всегда должен быть начеку и всегда подозревать
всех спутников, что они оказались рядом не случайно. Женщины в МОССАДе работали
на оперативных должностях с первых же дней существования этой разведки, но
сейчас их положение окрепло, их не меньше двадцати процентов сотрудников. В
подразделении «Радуга», к примеру, их почти половина, столько же и в «Ярмарке».
Правда, «Радуга» специализируется на тайном проникновении в чужие квартиры и
офисы, чтобы что-то украсть или установить аппаратуру прослушивания, а
«Ярмарка» обеспечивает прикрытие для офицеров разведки, когда те встречаются с
источниками информации, но хоть и в меньшем количестве, но женщины служат и в
других отделениях. В том числе в убойных.
Он улыбнулся, вспомнив, что замом начальника МОССАДа в его
первый прилет в Иерусалим была знаменитая Ализа Маген, а сейчас человеком номер
два в МОССАДе одна из ее способнейших учениц, лица которой никто не видел,
Малка Гдыня.
Мария не просыпалась, он поднялся как можно тише, пальцы
ухватили одежду, так же неслышно обулся. Когда протянул руку к двери, за спиной
послышался скрип кровати.
Мария прищурилась от яркого света, что вломился в щель между
шторами, глаза сонно мигали.
– Уходишь? – спросила она.
– Извини, – ответил он с широчайшей
улыбкой, – ты так сладко спишь, что просто грех было будить. Мне нужно
встретиться со своими туристами, иначе поднимут переполох! Сама знаешь, с этими
взрывами они ожидают всего. А руководитель группы отвечает за всех…
– Нужно ездить индивидуально, – проворчала она.
Он развел руками:
– Не все такие богатые. Но раз уж проснулась, как
насчет того, чтобы вечерком встретиться и пообедать вместе?
Она переспросила с сомнением:
– Вечерком? Пообедать?
– Тогда поужинать, – поправился он и сказал с
укором: – Ты чего такая придирчивая? Женщина не должна выглядеть умной!
– Но что делать, – ответила она
хладнокровно, – ум не спрячешь. Номер телефона записал?
– Да.
– Тогда до вечера, – ответила она и рухнула
навзничь. – А я еще посплю… Ты измочалил меня, орангутанг!
Он ступил из прохладного подъезда на улицу, поспешно надел
темные очки. В неистовом блеске утреннего солнца колышется золотистый воздух,
величественно вздымаются горы, а улица напоминает Великую Китайскую стену:
точно такие же древние глыбы с обеих сторон, машинам не разъехаться, только
маленький ослик смиренно провезет тележку, ни клочка зелени, однако он услыхал
воркование голубей, спрятавшихся вверху не то в нишах, не то на месте выпавших
камней.
Не за этих ли голубей Христос, первый пуританин в мире,
прогонял из храма купцов, чтобы не торговали в святом месте, за что был бит и
выброшен, как пьяный ковбой…
Он двинулся быстрым шагом, улочка вывела на площадь, там
что-то бабахнуло, раздались крики, но убитых и раненых вроде бы нет, народ
бросился не врассыпную, как в любой нормальной стране, а напротив – к месту
взрыва.
Сумасшедшие, пробормотал он, снова нырнул в лабиринт узких
улочек. Дорогу к своей гостинице выучил наизусть, да и вообще сумел выработать
в себе этот птичий инстинкт, что приводит к цели.
В какой-то миг в мозгу остро кольнуло, он едва не сбился с
шага, не понимая, почему инстинкт поднял тревогу, а еще через минуту в самом
деле услышал сзади торопливые шаги.
Он тут же свернул, быстро пробежал чуть, снова перешел на
шаг и, не оглядываясь, ощутил, как там, далеко позади, вынырнули его
преследователи.
Сухо щелкнул выстрел. Над головой звякнуло, на шею
посыпалась кирпичная крошка. Он упал, перекатился в тень, быстро отбежал и,
пробежав вокруг массивного здания явно допотопной постройки, вернулся почти на
то же место. Двое, не пряча лица, пробирались вдоль стены, всматривались в его
следы.
– Я должен был разнести ему затылок! – прошептал
один довольно громко. – Гад, как он оказался так далеко…
– Надо было подойти ближе!
– Я боялся, что этот еврей вообще исчезнет.
– Неважно, чего ты боялся. Важно, что промазал.