– Не стоит благодарности, – произнес голос
учтиво. – Мы не хотим, чтобы вы пострадали.
На том конце провода положили трубку. Стивен постоял минуту,
пытаясь разобраться в шараде, когда одна террористическая группировка арабов
берется оберегать его от другой группы боевиков.
Что-то перемудрили в руководстве. Или какой-то, что под их
полным контролем, сообщили, что от живых франков им будет намного больше
пользы, чем от мертвых.
Еще бы, подумал он кисло. Кого ликвидация Израиля обрадует
больше, чем арабов? У этих чернозадых будет праздник на всю жизнь…
Он сам сделал несколько звонков: заверил «руководителя туристической
группы», что с ним все в порядке, звонил в бюро погоды, а в агентстве
вольнонаемных гидов педантично интересовался расценками и маршрутами.
Глава 14
Очень довольный звонками, вышел из номера, на ходу выудил
мобильник и сделал еще один звонок, однако попал не по адресу, ругнулся и сунул
обратно в нагрудный карман.
Улица встретила зноем, ослепительным солнцем, на небе ни
облачка, это же Израиль, а не дождливая Миссисипи, он стрельнул взглядом на
огромный столбик термометра на старинной башне, простонал сквозь зубы.
За спиной раздался веселый голос:
– Тридцать четыре!.. Не слабо?
Он обернулся, к нему подходил Теодор Хольман, сытый и
довольный, цветная рубашка навыпуск, короткие шорты, сандалии на босу носу.
Стивену показалось, что Теодор что-то обернул вокруг пояса, чтобы выглядеть с
брюшком и с валиками жира на боках.
– Жуть, – ответил Стивен искренне. – Как они
живут при такой жаре?
Теодор хохотнул:
– Более того, уходить не хотят!
– Мало их взрывают, – заметил Стивен недобро.
– Мало, – согласился Теодор. – Правда, и те
не лучше.
– Хуже, – уточнил Стивен. – Но так уж
получается, что мы, американцы, всегда сочувствуем бедным и угнетаемым. Хотя я
этих арабов вообще загнал бы в трудовые лагеря, пока не научатся уважать труд,
науку, ученых людей. И выпускал бы в мир только после тщательного экзамена.
Теодор захохотал снова:
– Кто знает, может быть, так и будет?
– Да уж, – согласился Стивен, – мир прежним
снова не будет, это точно.
Он заметил, что Теодор посматривает на него несколько
ревниво. У Теодора не меньший послужной перечень побед и успешных операций на
территориях чужих стран, но ему поручили, как объяснили наверху, самую сложную
задачу, весьма отличающую его от остальных командиров отрядов. Ему поручено не
захватывать, не взрывать, не блокировать выходы из казарм, а всего лишь
обеспечить защиту тех американских граждан, которые работают по контрактам с
израильскими фирмами. Массовый отъезд перед началом боевых действий вызвал бы
серьезные подозрения израильских властей, так что под разными предлогами он
начал убирать от опасных мест только тех, кто располагается в непосредственной
близости от казарм или точек, где могут возникнуть жаркие схватки.
Предупредить никого нельзя, кто-нибудь из этих гражданских
болтунов тут же поделится новостью со своими израильскими коллегами, дабы их
тоже уберечь от опасности, а это значит, тут же станет известно МОССАДу.
Появиться в нужное время в нужном месте необходимо уже с началом боевых
действий, все объяснить и дальше охранять от возможных грабителей и мародеров,
что неизбежно появятся как среди арабов, так и среди самих израильтян.
Понятно, Теодор жутко завидует остальным, но еще Дуглас
перед отлетом убедил его, что заслуги военных, охраняющих важных гражданских
лиц, приравнены к участию в боевых действиях. И потому боевые награды он
получит наравне с теми, кому предстоит захватывать командные центры, казармы,
аэродромы, штаб-квартиру МОССАДа и элитных десантных подразделений.
– Какие новости? – поинтересовался Стивен.
– Ничего интересного, – отмахнулся Теодор. –
Фестивали, концерты, уличные шествия… Лучше я вас отвезу на одну виллу в
окрестностях города, там в самом деле повеселимся.
– Когда?
– Я дам знать, – ответил Теодор
покровительственно.
Стивен усмехнулся, протянул руку. Они звонко хлопнули
ладонями, у обоих широкие и твердые, как весла, Теодор подмигнул, повернулся,
Стивен наблюдал, как он уходит беспечной походкой скучающего туриста, а пальцы
уже дергаются, тянутся к мобильнику.
Едва Теодор скрылся за углом, Стивен приложил к уху
мобильник, далекая мелодия ласкающе напоминает о морском прибое и жарких ласках
на пустынном пляже, затем мелодия оборвалась, строгий голос произнес с едва
заметной насмешкой:
– Отоспался, турист?
– И снова готов в бой, – ответил он бодро. –
Как ты насчет вечера? В смысле, пообедать вечерком?
– Пообедать или поужинать? – переспросила она.
– Ну что ты такая зануда, – ответил он. –
Просто вкусно поесть. И чего-нибудь выпить.
После паузы она сказала:
– Мне еще четыре часа на работе… нет, уже три…
Он взглянул на часы:
– Значит, в двадцать один сорок?
В мобильнике послышался мягкий смех.
– Здесь, в Израиле, существует такая единица измерения
времени, как «между одиннадцатью и шестью». Ладно, дикий человек, я сама тебе
позвоню, когда освобожусь. Ты ведь более свободен?
– Как птица, – заверил он. – И не знаю, куда
себя деть.
– Я позвоню, – пообещала она.
Связь оборвалась, он старался убедить себя, что в ее голосе
прозвучала нежность, такая непривычная для женщины ее яростного типа.
Посреди улицы медленно проехал армейский джип, такой нелепый
и непривычный, но это если в американском городе, но здесь это норма, как и то,
что у патруля автоматы в руках, готовые в любой миг выплюнуть длинную очередь
раскаленного железа. Молодые парни с хмурыми напряженными лицами всматриваются в
беспечных людей, с ними немолодой сержант с суровым лицом. Что-то подсказало
Стивену, что этот прошел не одну войну, здесь их было несколько, не считая
разных стычек и конфликтов с вооруженными отрядами террористов.
Как они здесь живут, мелькнула мысль. Здесь же ежедневно
гремят взрывы, обстреливают машины, в мусорных баках находят гранаты и
взрывпакеты, а люди ведут себя так, словно находятся в Париже позапрошлого
века, когда и слова такого, как «террорист», не существовало.
Внезапно мелькнула мысль, дикая, невероятная, но из-за
абсурдности не пожелавшая покинуть мозг: а не сценарий ли это самих сионских
мудрецов, что все века стараются держать этот народ в постоянном напряжении?
Ведь только так цементируется нация, так человек не расслабляется в бесформенное
тесто, а то и просто говно, во что превратились когда-то сильные и суровые
народы Европы. А здесь «сначала о родине, а потом о себе»…
