Президент некоторое время раздумывал.
– Вы представляете, сколько понадобится сил?
– А на что у нас Национальная армия? – спросил
Герц. – Все сделаем их руками, войска даже не понадобятся. Ну разве что
предоставят грузовики. Гораздо важнее обеспечить лагеря для интернирования…
Президент криво усмехнулся:
– В разных лагерях труднее устраивать… несчастные
случаи. А еще лучше катастрофы.
– Вы правы, господин президент, – согласился Герц
почтительно. – Лучше, чтобы все произошло один раз. Во всяком случае, я
абсолютно согласен с вами, что ортодоксальных евреев не должно остаться вообще.
Если уж они сумели сохраниться в нашем расовом и этническом котле, то после
уничтожения Израиля укрепятся еще больше в своем… в своих заблуждениях.
Мерзавец, подумал президент без особой злобы. Это ты сказал,
а не я. Я тоже боюсь произносить такие слова вслух… так что это не ты со мной,
а я с тобой согласен. Впрочем, когда все закончится, я, видимо, впервые даже не
буду пытаться приписать всю заслугу в этой последней войне себе.
Олмиц поглядывал то на президента, то на Герца, обронил
многозначительно:
– Вот уж вони будет!.. Пресса взбесится.
Рядом засопел Гартвиг, сказал злым голосом:
– Это точно. Ты помнишь неудачу с «Колумбией»?
Олмиц кивнул, потемнел, он в числе молодых, но уже
достаточно высокопоставленных сотрудников в тот роковой день был допущен к
запуску, гордился оказанной честью, и тем больнее был удар.
– Я несколько суток не мог спать, – ответил он
угрюмо.
– Я тоже, – ответил Гартвиг. – Но хотя экипаж
состоял из семи человек разных рас, наций и вероисповеданий, после просмотра
всех телепередач о трагическом крушении челнока у меня начало складываться
странное впечатление, что там погиб только еврей.
Бульдинг прислушивался, зло бросил:
– А разве не так? По их доктрине только евреи – люди.
Так что они так и считают. Остальные – не в счет.
Ваучер горбился, вздрагивал, смотрел несчастными глазами.
Воспользовавшись паузой, сказал почти жалобно:
– И все-таки я верю, что Израиль осталось дожать совсем
чуть-чуть. Я сам видел, все семинары в израильских университетах, а также в
институтах и технионах идут на английском языке! То есть иврит уже не в ходу.
Почти узаконено, что израильский ученый проводит за границей не меньше сорока
процентов своего времени, так что, господин президент, иврит скоро останется
языком только грузчиков и водопроводчиков.
Файтер слушал внимательно, чуть улыбнулся, кивнул довольно,
но тут же его лицо погрустнело.
– Хотелось бы, чтобы все шло так. Не люблю силовых
решений! Вообще не выношу…
– Так вполне может быть, – сказал Ваучер уже
осторожнее.
Файтер услышал смешок Олмица.
– Вот именно, – сказал он, – «может быть». А
нам нужно, чтобы наверняка. В последнее время ставки все возрастают и
возрастают. Это раньше одна страна ничего не решала. А мы подошли к такому
ужасному времени, когда все может решить один человек!
Ваучер сказал быстро:
– По большому счету, Израиль вполне демократическая
страна! Религия в самом деле отделена от государства. Если не слишком
присматриваться, там уже «несть ни эллина, ни иудея»… ну, почти, почти! Во
всяком случае, к этому стремительно идет ситуация. Вот свежее сообщение: в
Центре гуманистического скотоложства Шуламит Алони совершает торжественную
церемонию бракосочетания Яэли Даян с Ханан Ашрауи… Как видите, ортодоксальные
евреи не имеют власти, иначе бы этот Центр скотоложства разнесли бы по
кирпичику!
Госсекретарь усмехнулся:
– Я бы и сам его разнес, но ирония в том, что
поддерживать секс-меньшинства приходится обеими руками, как символ
демократических ценностей.
Ваучер всплеснул руками:
– Да какое кому дело, кто как получает сексуальное
удовольствие? Но если это поможет разрушить твердыню Израиля, надо поддержать и
гомосеков!.. Главное, что Израиль уже разваливается. Его нужно чуть-чуть
подтолкнуть…
Президент покачал головой:
– Сомневаюсь. Вот взгляните на книжечку… «Созидание
еврейского будущего». Нет, автора нет, это сборник статей, как написано в
предисловии, «явившийся результатом беспрецедентной по составу конференции,
состоявшейся в канадском городе Торонто. С одной стороны – академически
мыслящие ученые: историки, философы, теологи и социологи, а с другой –
руководители североамериканских еврейских общин вместе обсуждали проблемы
настоящего и будущего еврейского народа в рамках общинных структур американской
диаспоры… роль Государства Израиль в жизни диаспоры – вот краткий перечень
вопросов, которые обсуждались на конференции».
Госсекретарь развел руками:
– Это говорит только о том, что они встревожены за
будущее Израиля. Я бы на их месте еще как был бы встревожен! Особенно после
того, как мы сумели именно в Иерусалиме провести международный съезд гомосексуалистов,
который тщетно старались запретить местные хасиды…
Файтер поморщился:
– Да что вы про этих гомосеков, как будто это такая уж
наша великая победа! Будь моя воля, я бы их всех сам бросил под танки. Я из
этой конференции вынес как раз обратное: они не просто уверены, что выживут, но
и стараются подчинить себе уже и всю Америку.
– Господин президент, – воскликнул госсекретарь
скорее обрадованно, чем встревоженно, – да где это?
Президент отчеркнул ногтем большого пальца.
– Вот, читайте! В предисловии просто упомянуто про роль
Израиля в жизни диаспор, а вот на двадцатой странице прямо говорится о захвате
ключевых постов… с благой целью, разумеется! А это уже не просто вызывает
раздражение.
– Да, – сказал Гартвиг с двусмысленной
улыбкой, – это вызывает другое чувство.
Госсекретарь углубился в чтение, Файтер не торопил, сам
чувствовал себя гадко и тревожно, однако до конца президентского срока еще два
года, отсидеться и переложить решение на плечи нового президента не получится:
силовики жмут, разведка бьет тревогу, еврейское лобби в сенате и конгрессе
фактически уже правит страной. Последнее бы ничего, если бы оно оставалось
только еврейским и не было слишком связано, как пуповиной, с израильским
правительством.
Глава 19
Бульдинг, насупившись, поглядывал на всех, как громадный
бульдог на растерянных щенков, кашлянул, привлекая внимание.
– Никогда, – сказал он недовольным голосом, –
не считал господина Герца великим стратегом, но сейчас признаю и целиком
поддерживаю его своевременную идею о наведении порядка внутри страны.
Герц отвесил ему иронический поклон:
