Олмиц спросил осторожно:
– На стадии отладки? Не допустит ли ошибок?
Гартвиг покачал головой:
– Результат был перепроверен на двух других сверхмощных
компьютерах. Разница лишь в скорости вычислений. Хочу добавить, что как раз на
вооружение поступило оружие нового поколения. В первую очередь я имею в виду
три разновидности роботов-комаров: два из них для наблюдения и сбора
информации, а третий для уничтожения живой силы и боевой техники. При попытке
захвата такой «комар» взрывается, как крупный фугас. С ними мы имеем абсолютный
контроль над всем, что происходит.
– А спутники? – спросил Бульдинг.
– Спутники рассмотрят комара на поверхности, –
ответил Гартвиг, – но не заметят слона в бункере. А наши боевые «комары»
умеют незаметно проникать во все укрытия. Словом, со стороны военных операция
обеспечена всем. Другое дело, пришлось повозиться с военными специалистами…
Файтер повернулся к Герцу:
– Насколько обеспечена секретность?
Директор Управления национальной безопасности доложил четко:
– С моей стороны сделано все, чем мое ведомство могло
помочь. Но это военный городок, он целиком под управлением военного
министерства…
Гартвиг сказал солидно:
– На первом этапе со всех специалистов взята подписка о
неразглашении. После чего их всех поселили в закрытый городок типа Лос-Аламоса.
Связи с внешним миром – никакой. Кроме того, установлено круглосуточное
наблюдение за каждым, об этом знают, специально оговорено в контракте, чтобы не
вопили о нарушении их личных свобод…
Файтер прервал:
– Контракт оговаривали заранее?
Гартвиг поморщился:
– Шутите? Уже в городке, когда за спиной захлопнулись
железные ворота, когда разместились и сообщили им, какие баснословные деньги
получат за свои два-три месяца работы в закрытом городке… Представьте себе, все
оказались настоящими американцами!
– То есть их заинтересовало только количество нулей в
графе «Гонорар»?
– Верно. А уж потом, когда им огласили условия работы,
все начали требовать льгот, приплат, добавок, повышенных ставок.
– И как?
– Разумеется, во всем пошли навстречу. Все-таки это
последняя битва!.. После этого все танковые армии распускаем, танки на
переплавку, а танкистов – на обучение гражданским профессиям. Ради такой
захватывающей дух перспективы жалко ли переплатить несколько лишних миллиардов
долларов?
Файтер криво усмехнулся:
– Тем более что теперь не сами платим за все, а
припрягли весь мир. Но все равно как-то нужно будет объяснить конгрессу,
сенату…
Гартвиг вскинул брови:
– Не заранее, надеюсь?
Файтер усмехнулся. Сейчас, когда в район предполагаемых
боевых действий начинают стягиваться морские силы, военно-космические, а
элитные коммандос уже там, на месте, любое сообщение уж точно не будет
«заранее».
– Но объяснить придется, – напомнил он.
– Члены конгресса почти все немолоды, – сказал Гартвиг
успокаивающе, – многие из них еще помнят свое детство, когда варварские
бомбежки превращали целые города в развалины! Подумать только, при каждом
налете погибали тысячи и тысячи мирных жителей! Самым успокаивающим для них
будет сообщение, что не будет танковых колонн, что прут через всю страну,
разрушая кибуцы, разгоняя скот, а наши доблестные солдаты не стреляют по всему,
что движется. Вы сами понимаете, что мир изменился…
Ваучер сказал сварливо:
– Это мир! А вы изменились?
– Вы лично меня хотите уесть, – поинтересовался
Гартвиг, – или вообще военных, как меднолобых? Если о военных, то скажу
вашим конгрессменам, как вот сейчас вам, что в современной войне все
ограничится хирургическими ударами по военным объектам, электростанциям и прочим
узлам израильской инфраструктуры. Массовой гибели людей уже не допускается.
Вообще не будет гибели гражданских людей.
– А не гражданских?
– Даже потери среди израильских военных постараемся
избежать. Зачем? Все мы люди, все должны жить и… работать на благо человечества.
Всего человечества, напоминаю, если вы вдруг почему-то забыли. Война будет
исключительно гуманной. Но зато будет дикий страх в Тель-Авиве, никто не хочет
погибать, этот страх свяжет им руки.
Ваучер сказал раздраженно:
– Как же, помню, помню… Вот точно так же, в этой позе и
поводя в воздухе ручкой, то же самое красиво и очень убедительно говорили
насчет Ирака. Но ракеты часто отклонялись. Тем более нельзя, чтобы такое
случилось в Израиле.
Гартвиг кивнул, взгляд его оставался непроницаем, как и
лицо.
– Я понимаю вас. В самом деле, евреи – не арабы.
Последних не жалко, мусульмане все – враги. Уверяю вас, сейчас на вооружение
поступило оружие нового поколения. Ракета, запущенная за пять тысяч миль,
попадает в брошенную на землю монету! И отклониться от цели уже физически не
может: новейшая система управления полетом не позволяет отклоняться ни на
миллиметр. Это будет трехминутная война: неожиданный массированный удар авиации
и крылатых ракет неядерными высокоточными боеприпасами по стартовым позициям
израильских ПВО, подавление всякой деятельности на военных аэродромах…
Ваучер буркнул:
– Ладно, это скажете конгрессу. А нам?
Гартвиг сказал с видимым удовольствием:
– Три года назад мы могли обрушить на противника три
тысячи тонн высокоточного оружия, а в этом году уже тридцать тысяч тонн!.. Надо
сказать, что за неимением другого противника я распорядился израсходовать все
тридцать тысяч тонн. Я имею в виду, что следующим противником будет разве что
космический флот из другой галактики, но к тому времени мы разработаем и оружие
помощнее.
Файтер заметил сухо:
– Это разумно. Тем более что деятельность военных
заводов мы начали сворачивать еще с прошлого года. За три года нужно остановить
не меньше чем семьдесят процентов производства танков, боевых самолетов,
подводных лодок. И освободить военные склады, которые сможем приспособить под
более разумные цели.
Гартвиг указал на экран:
– Самые разумные цели – вот там.
Ваучер сказал напряженно:
– Я одного не понимаю. Если «Эллинизация» в самом деле
напрямую продолжает то благороднейшее дело, которое начато было Александром
Македонским, то зачем планирование этих жестоких ударов? Зачем взрывать мосты,
дамбы, информационные центры и промышленные объекты? Если мы хотим всего лишь
эллинизировать израильтян, то есть – американизировать?
Гартвиг окинул взглядом всех, его слушают внимательно,
улыбнулся с явным превосходством человека с «кольтом» над простым пастухом.
