На улице раздались возбужденные голоса, затем коротко взвыла
сирена полицейской машины. Он осторожно приблизился к убитому, молодой
худощавый мужчина, вид типичного работника низших категорий, такие ходят везде
неприметные и тихие, работают либо уборщиками, либо грузчиками, очень редко
поднимаются до квалифицированных работ. Но чтобы стрелять, особой квалификации
не требуется, как они считают. И еще они всерьез верят в то, что Бог создал
людей, а Кольт уравнял в правах.
Полицейский внимательно проверил его документы, осмотрел
разрешение на ношение оружия. Появились еще двое, на Стивена посматривали
недоверчиво, вопросов не задавали, быстро и профессионально осмотрели комнату,
Стивен обратил внимание, как оба, не тратя лишние секунды, определили
траектории пуль, восстановили для себя картину схватки.
Офицер сказал медлительно, он не спускал пристального
взгляда со Стивена:
– Вы очень умело разделались с нападающими.
– Я не родился коммерсантом, – ответил Стивен,
стараясь, чтобы голос звучал самодовольно. – Когда-то я служил в самой
лучшей армии! Служил, скажу с заслуженной гордостью, неплохо. Если слыхали про
«Бурю в пустыне», то я был в передовом батальоне, что вошел в Бейрут!
Офицер поскучнел, здесь каждый день гремят взрывы и
раздаются автоматные очереди, а этот хвастается, как, схоронившись за толстой
танковой броней, въехал в город, разбомбленный так, что не оставалось ни
одного, способного держать в руках даже пистолет.
– Вам повезло, – сказал он, – но будьте
осторожны. В последнее время боевики что-то обнаглели, уже дважды ухитрялись
похищать бизнесменов прямо здесь, в Иерусалиме! Такого еще не было.
– Безобразие, – согласился Стивен. – Почему
их всех не убьют?
– Скажите это вашему президенту, – ответил
полицейский недружелюбно.
– Нашему?
– Наш премьер хорош, – согласился
полицейский, – но все-таки это ваш не дает нам нанести такой удар, чтобы
навсегда отбить у них охоту к таким забавам. Или, по крайней мере, мы бы сумели
отбить желание у арабов хозяйничать в нашей стране.
То есть депортировали бы все арабское население, подумал
Стивен с мрачным негодованием. Или сразу в газовые камеры?
– Да, – согласился он вслух, – теперь я вижу,
что наш президент чересчур добр и гуманен. К некоторым лицам надо быть
построже. Теперь я тоже считаю, что террористов надо истребить.
Полицейский вздохнул, смолчал, но взгляд был красноречив.
Хорошо бы, прочел Стивен в его глазах, если бы на каждого из вас, проклятых
либералов, напали вот так, вы бы тогда по-другому запели.
– Возможно, – сказал офицер, – мой начальник
пожелает задать вам пару вопросов, но я и так вижу, что дело чистое. Они
пытались вас убить или похитить, вы защищались. Фото этого, которому вы так
умело всадили пулю прямо в лоб, я видел в картотеке… Дважды привлекался, всякий
раз выходил за недостатком улик…
– Ну вот и хорошо, – сказал Стивен бодро. – Я
сэкономил деньги налогоплательщиков.
– Это да, – согласился полицейский, он впервые
улыбнулся. – Нам меньше работы.
– Рад помочь!
– Вы не собираетесь пока покидать город?
– Пробуду еще неделю, – сообщил Стивен. – С
вашими ребятами обычно удается быстро договориться. Это с джапами все тянется,
церемонии любят, да с китаезами никогда не поймешь, где они каверзу готовят. А
вы народ торговый, шустрый…
Офицер поскучнел еще больше. Уже и армия показала себя в
боях, и ученые берут Нобелевские премии, а все равно евреев считают лишь
торгашами.
Он вяло козырнул, все трое отбыли. Чуть позже прибыла
машина, забрали труп, а хозяин гостиницы прислал столяра и стекольщика, чтобы
сразу заменили дверь и вставили стекло, дабы не отпугивать туристов от
вообще-то приличного заведения.
Глава 3
Файтер то и дело вытирал быстро потеющие руки, Гартинг
выглядит не лучше, а всегда невозмутимый Олмиц сейчас бледен, как привидение, и
натянут, как струна.
– Их подготовили, – сообщил он президенту нервным
шепотом. – Обработали. Если сорвется, уже ничего сделать не сможем.
Файтер смотрел, как в зал входят сенаторы: главы комитетов,
групп, секций, председатели авторитетных организаций. Каждый знает себе цену,
каждый прекрасно представляет мощь тех сенаторов, от лица которых он здесь, а
вместе с ними и ту часть избирателей, которая доверила им говорить от их имени.
Когда все заняли свои места, Файтер вышел к трибуне с самой
беспечной и обаятельной улыбкой, поздравил всех с редкостной погодой, когда
после тайфуна установилось нечто нежное, безветренное, с ясным небом и
температурой в двадцать пять по Цельсию.
– Не стану утомлять вас рассказом о международном
положении, – сказал он. – Сейчас информация настолько доступна, что
даже сверхсекретные документы как-то появляются в Сети. А что происходит в
мире, вы знаете не хуже меня. И знаете, что Израиль по-прежнему отвергает все
наши предложения о совместном контроле за его ядерными арсеналами, военными
заводами… И вообще требует полного невмешательства…
Он говорил и всматривался в лица, холеные, значительные,
полные достоинства, с аурой могущества. Не меньше трети из них евреи. Часть
продолжает поддерживать Израиль, хотя и уговаривают смягчить расистскую
политику, другие переводят в Израиль сотни миллионов долларов, пользуясь
доступом к солидным международным фондам, но и эти – эллинизированные, что
значит – на его стороне. На стороне интеграции Израиля в международное
сообщество. А деньги переводят, потому что Израиль – свой, ему надо помогать,
так везде во всех иудейских текстах. Но сейчас помогать – это в первую очередь
удержать Израиль от лобового противостояния с США.
– Мы хотим помочь Израилю, – сказал он с
нажимом. – Именно помочь!.. Лишь небольшая часть израильтян придерживается
расистской, по сути, доктрины, а все остальные, их подавляющее
большинство, – за светское государство. Мы – демократы, мы не можем
спокойно смотреть, как небольшая группка населения навязывает свои взгляды и
свою власть. Вы знаете, какому нажиму мы подвергаемся со стороны мирового
сообщества, что все еще допускаем существование этого островка, изолированного
от всего человечества!.. И мы видим, что раз уж приняли на свои плечи роль
всепланетного полицейского, то мы должны… просто обязаны принять меры!
С первого ряда сенатор Джонсон, представляющий Юту, но самое
главное – Международное сообщество Национальных банков, поинтересовался:
– Все это нам давно известно, господин президент. Как
мы поняли, вы хотите предложить какой-то план действий? Мы слушаем вас
внимательно.
Файтер вздохнул, он сам чувствовал, что за общими словами,
давно известными и затертыми от частого употребления, скрывает страх и
нежелание произнести роковые слова.
