Иошуа жадно выдохнул:
– И родиной будет моя Иудея?
– Да, – подтвердил Гургис равнодушно. –
Иудея.
Иошуа ликовал, Гургис смолчал, что искусство принадлежит
всем, да и от самой Иудеи скоро останется одно название. Простое географическое
название, а искусство будет эллинским, а это значит – принадлежащим всему миру.
Ученики прекратили мять глину, смотрели смятенно и
внимательно.
– Дерзайте, – сказал он в некотором
сомнении. – Все дерзайте!.. Возможно, вы подарите миру новый шедевр –
Афродита Иудейская?.. Честно говоря, вам для этого не нужно лезть из кожи.
Следует всего лишь суметь передать в рисунке и мраморе то, что видите…
Он указал на Эсфирь, ее большие испуганные глаза полны
тревожного ожидания, усмехнулся затаенно и отступил, увлекая за собой
почтительно замолчавшего Неарха.
Спиной он чувствовал обжигающе жадные взгляды воспламененных
юношей. Он бросил им ту приманку, от которой никто из творцов не в состоянии
отказаться. Как же, всего лишь передать в рисунке, мозаике или камне то, что им
позирует в данный момент! Не нужно ничего придумывать, добавлять или убавлять.
Всего лишь передать…
Он посмеивался про себя, даже возмужавшие творцы ловятся на
эту приманку. Как будто есть что-то более трудное, чем запечатлеть неуловимую,
мгновенно меняющуюся красоту в камне или металле!
Конечно, будут такие, кому удастся. Их единицы. Но они и
создают эталоны красоты для последующих поколений.
Небо выгнулось дивным звездным шатром, воздух еще теплый, но
чувствуется близкая ночная свежесть. Окна верхних этажей озарены огнем
греческих светильников, а нижние, где склады и лавки, темны, как глаза
иудейских девушек.
Иногда спросонья залает собака, слышен стук дубинок
сторожей, звонко и предостерегающе бьют ими в камень мостовой. Окна верхних
этажей распахнуты навстречу свежему воздуху, оттуда говор, смех, музыка уже
эллинская, дважды Гургис ловил страстные и в то же время сдержанно
целомудренные звуки сиртаки, любимого танца эллинов.
Они вернулись на террасу под сенью олив, слуга принес
прохладительные напитки. Гургис задумчиво сказал внезапно, без всякого
вступления:
– Но кто знает, возможно, эти ребята в самом деле
смогут создать свою Афродиту Иудейскую? Если удастся, что крайне маловероятно –
всплески гения среди людей редки, то эта статуя вызовет споры и… кто знает,
возможно, приведет к пересмотру канонов красоты. В этой иудейской
Афродите-Эсфири есть нечто тревожаще высокое…
Неарх с любопытством смотрел на приятеля, который взлетел
так высоко, заняв место среди первых помощников Антиоха III.
– Тревожащее?
– Пожалуй, – ответил Гургис, – это слово даже
точнее, чем просто «высокое». У этой девушки, как ее…
– Эсфирь, – подсказал Неарх и добавил очень охотно
со смешком: – Дочь верховного иерусалимского жреца!
– У этой Эсфири при всей ее чувственной красоте, что
так и хлещет через край, в то же время на диво духовной мощи и красоты, столь
непонятной и оттого более волнующей для молодой девушки. Я бы даже рискнул
сказать, что… преобладает! Когда смотрю на Афродиту Милосскую, преисполняюсь
покоем и чувством соразмеренности, разлитыми в природе, будь это люди,
животные, птицы, рыбы или облака. Когда смотрю на Афродиту Книдскую, я вижу,
что, помимо чувственных ласк, она интересуется танцами, песнями, хорошими стихами,
игрой на арфе и созерцанием прекрасного. А вот когда смотрю на иудейскую
Афродиту…
Он умолк, долго подбирал слова, наконец Неарх в нетерпении
подтолкнул в бок.
– Даже для неспешного философа ты вроде того Ахилла,
что никак не догонит черепаху. Или ты заснул?
– В этой девушке, – ответил Гургис, – есть
что-то тревожащее, чего нет ни в одной из греческих скульптур. Возможно, это
всего лишь потому, что она – дочь местного жреца старого культа, потому боится
родителей. В таком случае я все домыслил…
Неарх сказал успокаивающе:
– Конечно же, так и есть.
– Я тоже так… хочу думать.
Неарх вскинул брови:
– Но не думаешь?
– Пока не знаю, – признался Гургис, – пока не
знаю, что думать. Но, по большому счету, не так уж и важно, что думала модель,
с которой ваял бессмертное произведение Пракситель. Важно, что у него
получилось. Если эти ребята сумеют воплотить эту Эсфирь в глине и камне такой,
то будет отчетливый призыв сильного животного организма, полного чувственной
жизни, страсти и неги, к некоему возвышенному идеалу, к… даже слов таких у нас
нет! Я хотел сказать к духовному, одухотворенному, но это будет, как ты
понимаешь, чисто иудейская Афродита, потому что понятие души у эллинов и иудеев
настолько различно, что пропасть между народами лежит именно здесь…
Неарх приподнялся, но толстые стволы закрывают лужайку. На
его мясистом лице отразилось некоторое беспокойство.
– Хочешь сказать, что они изменят греческую культуру?
Гургис подумал, покачал головой:
– Греческую? Вряд ли. Какое им дело до греческой? Они
просто жадно припали к истокам высокой культуры и жадно впитывают ее,
насыщаются ею, сами начинают творить… и эти творения несколько отличаются от
греческих ввиду особенностей народа, религии, языка, обычаев. Но это будет их
вклад в мировую культуру, при чем здесь греческая?
Неарх вздохнул с облегчением:
– Ну, лишь бы нашу не портили.
– Ага, – сказал Гургис, – ты тоже полагаешь,
что у них достаточно сил, чтобы воздействовать на нашу культуру! Не сейчас,
конечно, а когда освоят ее, поймут, переработают…
Неарх поморщился.
– Я не так сказал, – заявил он. – Сам знаешь,
обилие дешевых подделок иногда в состоянии испортить неокрепшие вкусы. Афродита
Милосская – в одном экземпляре, а подделок под нее можно наделать тысячи! И
поставить эти уродства в каждом селе. Что усвоят дети, с колыбели видя
безвкусицу?
Глава 8
Мария пошла к двери, а там громко, даже излишне громко
спрашивала, кто и зачем. Стивен лихорадочно прикидывал, чем это обернется для
него.
Беспокоил не столько МОССАД, сколько Управление военной разведки.
На основании опыта Войны Судного дня разведка выделена в особый род войск под
командованием главного офицера в чине бригадного генерала, имя которого скрыто
из общественности еще тщательнее, чем домашний адрес главы МОССАДа. И, как и
везде, военная разведка меньше подвержена рефлексиям, меньше коррумпирована,
военная разведка в самом деле в любой стране стоит на страже интересов страны
уже потому, что она более закрыта, реже входит в контакт с невоенными.
Ну, а если уж входит… Он передернул плечами, жжет печальный
опыт столкновения с парнями из ГРУ, которые оказались на голову выше коллег из
КГБ и влегкую переиграли его и его отряд как под местечком Али-Гусейн, так и в
схватке за секреты лаборатории профессора Гусмана. Кроме того, военная разведка
если уж занимается каким-то делом на территории своей страны, то это всегда
диктовалось чрезвычайными обстоятельствами, и ему придавалось крайне важное
значение.
