– Нет связи, – проговорил Юмекс, – нет
транспорта, топлива, еды. Нет электричества, газа, бензина. Телефоны молчат как
стационарные, так и мобильники.
Гартвиг возразил:
– Главное, что нет ни армии, ни флота. А электричество
можно провести снова.
Юмекс проворчал:
– Нам?
– Конечно, – подтвердил Гартвиг, взглянул на
президента. – Это небольшая плата за искоренение последнего расистского
режима на планете.
– Последнего расистского народа! – воскликнул
Олмиц с подъемом. – Не стоит забывать, что еврей – это обязательно расист!
Гартвиг кивнул, пряча улыбку:
– Вы правы. Это единственная война на свете, когда
требуется уничтожить не режим, даже не государство, а весь народ.
Файтер заметил мягко:
– Первыми так поступали, кстати, сами евреи. Уже при
первом же завоевании Палестины они полностью истребляли все народы, что жили
там.
Олмиц ответил с еще большим подъемом:
– Тем более! Ответим тем же!
Подошел Дэвид Рэнд, командующий стратегической авиацией,
лицо хмурое и сосредоточенное, но сказал с тоской и в то же время с
облегчением:
– Как меня уже достали эти бесконечные разговоры о расистском
режиме иудаизма, о нетерпимости евреев! Как и о том, что они нас за людей не
считают! Мы повторяем это и повторяем, как будто стараемся оправдаться за
необходимые меры, которые… необходимы!
Гартвиг хмыкнул.
– Меня это тоже достало, – признался он. – Но
что делать, мы должны постоянно подогревать себя тем, что сражаемся за правое
дело против сил зла. А как иначе? Должна быть злость. Без злости трудно делать
то, что делаем.
С потолка падает мягкий приглушенный свет, стены в тени,
огромные экраны с мелькающими на них серыми изображениями, слишком высокое
разрешение, выглядят огромными глазами неземных насекомых.
Подошел Олмиц, тоже взведенный, глаза блестят, как у
наркомана, дыхание учащается без всякого повода.
– Как самочувствие, господин президент?
– Да идите вы, – откликнулся Файтер. – Без
вас тошно. Они ведь все уверены, что мы только оказываем давление…
Олмиц криво улыбнулся:
– Не только они.
– А что, вы тоже?
– Нет, я не до такой степени наивный. Но многие страны
считают именно так. При всей своей невероятной мощи мы всегда вели себя
предельно мягко.
– Это верно, – согласился Файтер. – Я могу
только догадываться, как поступил бы Иран или Северная Корея, если бы у них
вдруг оказалась такая мощь, как у нас.
– А у нас, – сказал Олмиц, – как у них.
Подошел Гартвиг, он то и дело взглядывал на стену, где над
экранами на больших часах идет отсчет времени до начала операции, сверялся со
своими на запястье, снова поглядывал на стенные.
– А может, – сказал он несколько невпопад, –
евреи миру все-таки необходимы? Как вирусы?
Олмиц смерил его взглядом:
– Ну… сравнение неплохое, неплохое. Но только так ли уж
вирусы необходимы?
– Конечно, – ответил Гартвиг убежденно. –
Необходимы!
Файтер слушал их без интереса, во рту сухо, одна и та же
мысль вяло ходит по кругу: мы будем прокляты, мы будем прокляты… в желудке как
будто валун, попавший туда прямо из вечной мерзлоты, даже колени вздрагивают,
словно по ним бьют молоточком.
Олмиц спросил с подчеркнутым вниманием:
– Господин президент, здесь врач имеется? Я имею в виду
психиатр?
Гартвиг махнул рукой и сказал, обращаясь уже к президенту:
– Любая система без противодействия быстро дряхлеет.
Вон марсиане, высадись они к нам на Землю, быстро перебили бы все войска, но
сами вымерли бы от простейшего гриппа. Потому что слишком чистенькие! Появились
у нас компьютеры – и тут же возникли компьютерные вирусы. Борясь с ними,
компьютеры становятся все устойчивее и защищеннее. Может, Господь Бог и евреев
создал… как вирусов?
Олмиц хохотнул:
– То-то человечество то изгоняет евреев из своих стран,
то они снова садятся человечеству на голову!
– Вот-вот, – сказал Гартвиг чуть веселее. –
Вспомните, как только мы победили оспу, чуму, туберкулез – тут же появился
СПИД… Это я к тому, что свято место пусто не бывает. Побеждаешь одну болезнь –
появляется другая. Так, может, пусть уж евреи, чем придет что-то похуже?
Олмиц, начальники стратегических служб смеялись громче
обычного, поздравляли военного министра с изящной выдумкой, он сам улыбался и
посматривал горделиво, только Файтер заметил непреходящую серьезность в его
темных глазах.
– А что, – вдруг сказал Олмиц. – В чем-то наш
главный меднолобый прав. Борясь с евреями, человечество становится все
устойчивее к разной заразе. И когда придет время подраться с сириусянами или
вообще с пришельцами с другой галактики, мы будем уже так закалены… что от всех
только пух и перья по всем галактикам!
– Вот еще один, – сказал Гартвиг, хохотнув. –
А может, в самом деле, оставим евреев? И сами не будем лечиться, а будем ходить
с соплями до пола?
Они смеялись, но излишне громко и нервозно, двигались резче
обычного, а Файтер с тоской поглядывал на часы. До страшного часа икс остаются
уже не часы – минуты.
Ну придумайте же, чтобы остановить это сумасшествие!
Господи, если ты есть, останови…
Здесь еще полдень, яркое солнце заливает жидким золотом
горные пики, а на той стороне земного шара, в Иерусалиме, уже наступила ночь.
Последняя ночь Израиля…
Файтер поднял голову, потолок здесь, как в обсерватории, по
мановению пальца показывает любой участок неба, он вызвал небо Иерусалима, как
оно видится из Старого города, всматривался в темно-синюю тьму с множеством
мигающих звезд, по-южному крупных, ярких. Среди них двигается великое множество
спутников, сейчас не замечаемых простыми горожанами, и немалая часть из них
поспешно переходит на новые орбиты. Одни из этих спутников предназначены
указывать точные цели крылатым ракетам, умным бомбам, истребителям и
бомбардировщикам, десантным кораблям, другие прослушивают все разговоры, третьи
обеспечивают связь и дают точные координаты всем американским солдатам,
бронетранспортерам, самолетам, кораблям, помогают ориентироваться в незнакомом
месте. Четвертые настороженно следят за позициями противника, пятая группа
умело связывает бортовые компьютеры на борту танков, самолетов, кораблей и даже
отдельных десантных групп в единую базу данных, что распределяется наиболее
рационально по чужой территории.
Он вспомнил, что во время операции «Буря в пустыне» было
стянуто к месту действия, к Персидскому заливу, шестьдесят спутников, а для
обеспечения удара по Сербии их уже было сто пятьдесят. Сейчас же, как ему
доложили с гордостью, задействовано четыреста восемьдесят, их фасеточные глаза
в эту минуту прощупывают каждый дюйм поверхности Израиля, хотя сейчас глухая
ночь.
