На огромном экране на живое видео со спутников накладывается
координационная сетка с разноцветными точками, указывающими расположение частей
американского спецназа. Стоило подвести к любой световую указку, и мгновенно
высвечиваются все данные: сколько человек, оружие, количество патронов, процент
выполненного задания…
Израиль наконец-то заснул, почти весь заснул, хотя немалая
часть народа продолжает скитаться по городу в поисках злачных мест. Туристы,
которым завтра-послезавтра уезжать, стараются успеть насытиться впечатлениями
под завязку.
В зале, помимо генералов, еще и члены правительства,
наиболее видные конгрессмены и сенаторы. Все собираются кучками, возле Файтера
неотлучно госсекретарь, военный министр, командующие военно-морскими силами,
авиацией, военно-космическими силами, начальник Объединенных штабов…
Файтер выбрался из толпы, кивком пригласил Гартвига
следовать за ним. Военный министр тотчас же пошел следом, а двое телохранителей
Файтера заступили дорогу Бергмансу, что двинулся было за ними.
– Простите, господин госсекретарь, президент желает
что-то сказать господину Гартвигу наедине…
Президент подошел к малозаметной двери, по обе стороны два
морских пехотинца с автоматами в руках изображают статуи, отворил двери,
приложив ладонь к сенсорной панели, Гартвиг уловил едва заметный кивок и первым
вошел в комнату отдыха президента.
Дверь захлопнулась, Файтер сказал с кривой усмешкой:
– Полная изоляция. Подслушать невозможно…
– Да, господин президент, – ответил Гартвиг
невозмутимо. – Надеюсь, все именно так.
Комнатка невелика, там в самом деле широкий диван, где
президент может прилечь и отдохнуть, даже вздремнуть, а также стол, два кресла,
терминал для связи.
Файтер подошел к столу, но не сел, Гартвиг поразился,
насколько движения президента стали скованными, он как будто несет на себе
гору, гору вечной мерзлоты, что замораживает ему кровь.
Когда он повернулся, Гартвиг даже вздрогнул, лицо президента
осунулось, а под глазами за считаные секунды наливаются темные мешки.
– Как вы помните, – произнес Файтер мертвым голосом, –
для сената и конгресса у нас вариант давления на Израиль политическими
методами. Для высшего военного состава, от которого зависит сосредоточение
войск вокруг Израиля, – операция, построенная на молниеносном захвате
нашими коммандос ядерных объектов Израиля.
Он остановился, прямо взглянул на военного министра. Гартвиг
ответил осторожно:
– Зная наших болтунов, можно быть уверенными, что наших
коммандос уже пасут.
– Вот-вот, Грехем. Я рад, что вы все так хорошо
понимаете. Весь мир знает только о первом варианте, очень узкий круг знает о
втором… в том числе и правительство Израиля. Но, как вы можете догадаться,
существует и третий вариант.
Гартвиг взглянул остро, серые глаза поблескивают загадочно,
но ответил с привычной осторожностью:
– Я понимаю, господин президент.
Он смотрел все так же ровно и ясно, Файтер глубоко вздохнул
и медленно выдохнул, подумал, что ради такого случая можно бы и четыре ампулы,
и хрен с ним, что сердце завтра лопнет, сейчас как никогда нужна
кристально-чистая голова и быстро работающий мозг, поколебался, прежде чем
сказал, как будто голым бросился в прорубь:
– Третий вариант… о котором знал только я, а теперь и
вы, это все, что запланировано в первом… должно произойти в реальности.
Гартвиг дернулся, глаза расширились, даже дыхание
участилось, но взгляд все так же не оставлял президента. Файтер замер, это
самая решающая минута, опасных моментов много, и на каждом можно
поскользнуться.
После паузы Гартвиг произнес чуть охрипшим голосом:
– Да, господин президент. Я понимаю, это самое радикальное
решение проблемы. Я поздравляю вас с мужественным решением. Я горжусь, что был
рядом с вами.
Файтер незаметно перевел дыхание, указал Гартвигу на кресло,
сам сел, уже более раскованным движением придвинул к военному министру
увесистый том, пальцы поддели шелковую закладку.
– Это их Талмуд. Книга законов, которым подчинены все
евреи. Вот фраза, что мир будет принадлежать только евреям, а все неевреи не
будут допущены в будущий мир. Такого не говорил даже Гитлер!
Гартвиг взял книгу, Файтер видел, как военный министр
небрежно пробежал взглядом по строкам, злая улыбка скользнула по его губам.
– Господин президент, наибольший шанс влить евреев в
человечество был у Иисуса Христа. Но раввины и тогда были уже настолько сильны,
что их власти побаивались не только такие наместники, как Пилат или Антиппа…
вроде бы Антиппа, которому Пилат пытался отослать Иисуса для суда, но даже
императоры. Как вот сейчас премьер-министры и президенты многих стран, не
сочтите за намек…
Файтер буркнул:
– Ну почему же… Все верно. Побаиваюсь. И оттого
рассчитываю каждый шажок. И потому всю операцию разрабатывал сам.
Гартвиг кивнул.
– Иисус указал евреям путь в Царство Небесное, но они
ждали такого же зверя, как и Моисей, что убивает всех первенцев в Египте,
разрушает Вавилон, крушит железным жезлом всех противников евреев, разбивает,
убивает, сжигает живьем, кладет под железные молоты младенцев неевреев, бросает
в огненные печи… словом, как все у них написано, а он взял и указал путь к
любви и миру между народами, где «нет ни эллина, ни иудея», а все равны, все –
человечество.
Файтер ощутил неимоверное облегчение, все-таки военный
министр – редкий интеллектуал, как хорошо, что в США такой пост не может
занимать военный, а только гражданский человек.
– Спасибо, – сказал он, – спасибо за
понимание. Действительно, очень многие из тех, кому Иисус проповедовал, готовы
были за ним пойти, и потому для раввинов Иисус страшнее ста тысяч разбойников
вроде Вараввы. Он уже тогда своей проповедью снес гору расизма, что раввины
нагромоздили на Тору. А то, что сразу же нашел среди евреев уйму
последователей, говорит о том, что уже тогда был близок к решению задачи… перед
которой стоим сейчас.
– Все верно, – согласился Гартвиг, его умные серые
глаза загадочно поблескивали. Файтер вдруг сообразил, что военный министр
подхватил тему Иисуса Христа, довольно неуместную в этот момент, и развивает ее
только для того, чтобы дать ему, президенту, возможность перевести дух и
собраться для следующего шага. – Вообще, господин президент, многие
заповеди Иисуса понятны только тем, кто знает, против чего они направлены. К
примеру, «люби врага своего», вроде бы что-то нелепое и нежизненное, даже
непонятное сейчас, было направлено… да и сейчас направлено против той ненависти
и вражды, которыми наполнены Ветхий Завет, где столько преданий, как убивать и
истреблять неевреев… А вот если бы Иисус начал играть роль националиста,
раввины бы его поддержали!
