– Я, – донесся слабый голос, как будто из-под
земли, – у меня к тебе послание…
– Мария! – заорал он, не обращая внимания на
коммандос, кто-то хихикал, кто-то вытягивал заинтересованно шею и уши, кто-то
делал многозначительное лицо и отворачивался. – Ты где, Мария?.. Мария,
сейчас начнется… Уходи от опасных мест, ты их знаешь лучше меня…
Голос в микрофоне стал громче, настойчивее:
– Стивен, Стивен! Перестань орать, слушай очень
внимательно. Мы пытались связаться с вашим правительством, но там все
заблокировано. Мы предполагаем, что намеренно. Все попытки выйти на силовые
структуры, как мы выходили раньше, оказались перекрытыми. Стивен, у тебя должна
быть связь с твоим руководством!.. Ты должен срочно передать сообщение!
Он крикнул:
– Говори, какое! И, Мария, ты должна переждать этот
момент, а потом мы уедем в Калифорнию, у нас будет много детей…
Она прервала:
– Слушай. Наш народ страдал так долго… так часто бывал
на грани полного уничтожения… что выживаемость теперь у нас у всех в крови.
Никакие меры для спасения народа не кажутся чрезмерными. Русские гордятся, что
только они способны бросаться под танки со связками гранат, но это у них от
евреев, что волнами растворялись среди них еще со времен Хазарского каганата,
если не раньше. Мы всегда готовы были жертвовать жизнями, чтобы жил народ…
Стивен невольно насторожился, в ее тоне слишком много
патетики и слишком много лишних слов, будто она не решается сказать что-то
совсем ужасное.
– Что ты хочешь сказать? – спросил он. –
Говори, Мария.
– Чемоданные бомбы все-таки были провезены в
США, – ответила она чуть громче. – И размещены в сорока крупнейших
городах.
Холод пронзил его с такой силой, что на миг заломили даже
кости, где превращался в сосульки костный мозг.
Зубы лязгнули, когда он выдавил одно-единственное слово:
– Блеф…
– Мы знали, – ответила она тем же голосом, –
что можете не поверить. Я уполномочена сделать предложение…
– Слушаю.
– Ты не можешь решать, – сказала она, – но
передай своему руководству. Мы можем в качестве доказательства рассекретить
одну из бомб.
Она замолчала, он кивнул:
– Говори.
– Вы назовете любой штат. Мы сообщим, где находится одна
из спрятанных там бомб. Это, полагаю, убедит самых недоверчивых. Оставшихся
тридцати девяти все равно достаточно, чтобы выжечь Соединенные Штаты дотла.
Связь оборвалась, целую минуту он сидел как парализованный,
потом поспешно вышел на экстренную связь с Лэнгли, пересказал механически, как
попугай, слово в слово насчет спрятанных бомб. На том конце потрясенно
выругались, связь оборвалась.
На Стивена со всех сторон смотрели испуганно-непонимающие
глаза. Крис спросил почему-то шепотом:
– Это… правда?
– Насчет бомб? – спросил Стивен устало.
– Да.
– Узнаем, – ответил он мрачно. – Все узнаем…
может быть.
В командном бункере работали кондиционеры, но все
собравшиеся чувствовали, как накалилась атмосфера, у многих на лбу испарина,
самые грузные из генералов уже промакивают распаренные лица платочками, на всех
экранах движутся корабли, тучей идут самолеты, военно-космические силы
подтянули к Израилю ракетоносцы, способные ходить в космосе с такой же
легкостью, как и в атмосфере.
Олмиц время от времени отходил в сторону, прислушивался к
голосам, звучащим из микрофона в ухе. Файтер видел, как директор ЦРУ морщится,
поинтересовался участливо:
– Неприятности?…
– Не у нас, – отмахнулся Олмиц, – но все
равно…
– Где?
Олмиц кривился.
– Косорукие русские…
Герц спросил быстро:
– Что случилось?
– В Москве не сумели быстро ликвидировать иудейскую
общину. Оказалось, местные иудеи для каких-то целей собрали целый арсенал.
Бульдинг фыркнул:
– Для каких-то целей!
– А с этим неясно, – не согласился Олмиц. –
Они вполне могли не только снабжать бандитские группировки, что работают под их
контролем, но и… так сказать, сотрудничать с чеченскими террористами.
Герц сказал с возмущением:
– С террористами? Никогда евреи не будут с ними
сотрудничать!
– Это с арабскими, – уточнил Бульдинг. –
Которые убивают евреев. А вот с чеченскими, которые убивают этих русских
свиней…
Бульдинг сказал быстро:
– Еврейская мафия, я ж говорил! Она везде.
– Словом, – продолжил Олмиц, – сейчас в самом
центре Москвы идет бой. Евреи не только отбились, но и потеснили десантные
войска. Сейчас отовсюду подтягиваются танки, окружают район.
Бульдинг скривился:
– Танки, артиллерия, потом еще начнут наносить бомбовые
удары по своему же городу… А евреи, понятно, обосновались в самом центре, в
самых дорогих и престижных домах с исторической ценностью… Тьфу! Российскими
внутренними войсками только заблеванный пол вытирать после пьяных матросов.
Герц возразил с обидой:
– Ты внутренние войска не тронь! У нас ровно столько свобод,
сколько нам дают политики. И так за каждого бандита, которому не совсем внятно
зачитаешь его права, по судам таскают!
– Да знаю, – отмахнулся Бульдинг. – У самого
руки связаны. Но это совсем хреново: в Москве идет бой, в Питере – чуть ли не
мятеж… Хорошо, в Урюпинске спокойно.
– А что за Урюпинск?
– Город, где евреи не бывают даже проездом.
Бульдинг горестно вздохнул:
– А не бросить ли все, не поехать ли жить в этот
Урюпинск?
Файтер вздрогнул, в зал вбежал бледный, как мел, офицер
охраны. Начинается, мелькнуло в мозгу Файтера. Начинаются непредвиденные
неприятности… С евреями так всегда.
Офицер быстро протянул ему листок. Файтер прочел, в глазах
потемнело, в ушах раздался перезвон колокольчиков. Обеими руками уперся в
столешницу, чтобы не упасть, частицей сознания понимал, что вид у него сейчас
такой, что у покойников обычно получше.
Как сквозь вату услышал встревоженный голос Гартвига:
– Господин президент… господин президент! С вами все в
порядке?
Какой порядок, попытался ответить Файтер, но сведенное
судорогой горло не повиновалось. К счастью, темная пелена ушла с глаз, остались
только черные мушки, он дрожащей рукой протянул листок Гартвигу.
Гартвиг прочел, кровь покинула его лицо с такой скоростью,
что щеки опали, скулы заострились.
