Мой генерал
Стояло невыносимо жаркое лето.
На праздник родного села из нашего большого счастливого выпуска 1957 года трёх десятых классов были приглашены, как самые достойные сыны Бондарей, только двое: я и мой давний школьный товарищ и приятель по детским играм – Юра Карев по прозвищу «Таня».
Вот так мы все звали его в то весёлое время: Таня да Таня!
На эту позорную женскую кличку он охотно отзывался, хотя в мальчишеской душе такое прозвище, вероятно, лежало тяжёлым камнем, но что поделаешь? Зовут, значит надо откликаться, а то ещё чего-нибудь похлеще прилепят ватажные ребята. Послевоенная улица, куда денешься?
У Юры были две матери: мама Таня и мама Клава; так, по крайней мере, он называл двух ещё совсем нестарых женщин-сестёр военного лихого времени.
Как объявился у двух незамужних женщин сей отпрыск – неизвестно. Тогда забеременеть под чужим глазом незамужней было позорно, но всё равно ухитрялись ловить случай и, затянувши потуже живот, управлялись бедолаги, как могли. Под широкими юбками разве уследит любопытный глаз?
Озабоченные своими тяготами и лишениями соседи особенно и не интересовались, кто же из них двоих принёс младенца. Ну, растёт малый и растёт, что ж тут такого? А что мамкает с ними обеими, так часто в людских семьях бывает: кто по головке гладит, и сопли подолом утирает – тот и мамка!..
Сёстры жили в нашем районном селе вместе, в одном домике из сырого ветхого кирпича, построенного ещё до революции из отходов местного кирпичного завода: печь его вечно дымила, окна слезились влагой и летом и зимой, но зато стены были метровой толщины и, судя по всему, насыпные.
Летом в доме было холодно, как в леднике, зато зимой угарно и душно.
Сына двум счастливым женщинам сделал невзначай, в спешке, один командировочный комиссар, прибывший в Бондари за продовольственным пополнением для Тамбовского военного гарнизона кавалеристов.
Казармы этого гарнизона и до сих пор помнят разгульных казачков со звякающими блестящими шпорами на высоких щеголеватых каблуках.
После войны школу кавалеристов расформировали, и на твёрдой базе готовых казарм и оставшегося военного имущества было организованно финансовое училище для славного министерства обороны.
Училище это, готовившее военных счетоводов, у выпускников нашей школы, даже тогда, когда слово «офицер» сразу, как плотиной, перехватывало дыхание у местных невест, особым успехом не пользовалось – нет романтики! Да и погоны невыразительные, общевойсковые. Кислятина, одним словом, и вечная скука над погремушками счётов, засиженными мухами! Но даже туда поступить было, как теперь говорят, нереально – конкурс тоже зашкаливал.
В Тамбове ещё были: пехотное училище – для самых выносливых бегунов, училище связи – для любителей физики, артиллерийское училище – для математиков, и совсем уж для лентяев и особо отчаянных – училище лётчиков.
Все названные училища были среднетехнические, и только училище лётчиков – высшее. Вот где романтика! Вот где девичьи слёзы любви и восторга! Вот где мужская похвальба и гордость! Золотые птички на голубой тулье фуражки, крылышки на погонах…
Э, да что там говорить! В мечтах, как в соплях, запутаешься, и уснёшь на печке уже осчастливленный.
Это всё от книжек. Начитался до боли в глазах перед керосиновой коптюшкой «Двух капитанов» и заказал себе на будущее быть не абы кем, а лётчиком. Иначе – застрелюсь или брошусь под поезд.
Правда, мимо нашего села никакие поезда не ходили, а стреляться из самодельного поджигача вряд ли будет успешно.
Но, тем не менее, все мои устремления были направлены только на это: если пролечу с поступлением – всё! Кранты!
Я рос в многодетной семье оторвой и уличным человеком, а мой товарищ Юра Карев, по обидному прозвищу «Таня», вырастал один под пристальным вниманием двух женщин.
Всегда опрятный, чистый, пусть и в ветхой, но до подбородка застёгнутой одежонке, он вызывал у нас непристойные презрительные восклицания и насмешки: баба она и есть – баба. «Таня», одним словом…
Если он ходил на речку, которую можно переплыть одним взмахом, его «мамки» сидели на бережку и боязливо ойкали, когда тот подныривал под бережок за ракушками.
Иногда Юра сидел с удочкой на пескариков, тогда его «мамки» усаживались молча рядом и тоже сторожили поклёвку.
Однажды ему удалось поймать небольшого, в ладонь, окунька – вот было восторгов! Его осчастливленные «мамки» с гордостью показывали соседям «рыбацкую удачу» своего отпрыска, что тоже не прибавляло нашего уважения к нему.
Надо признаться, малый он был невредный, хотя и не очень общительный. Там, где надо дать по морде за дразниловку, он только грустно покашливал в нормальный крепкий кулак и отворачивался в сторону. За это его иногда брали с собой в поход на тощие бондарские сады или в игры, не всегда безобидные.
Я с ним близко сошёлся в четвёртом или пятом классе после драки, которую «на интерес» спровоцировали старшие ребята.
Юра дрался со мной мужественно и честно. Он был на голову выше и мог бы запросто сбить меня с ног. Но у меня имелось преимущество: я хорошо работал головой, а на голове у меня сидела лёгкая вечная кожаная на байковой подкладке шапочка для бойцов-десантников, которую мне подарил вернувшийся с войны дядя по матери.
Шапчонку эту я не снимал ни зимой, ни летом. Ловкая хорошая шапка с прострочкой пропеллеров на макушке и кармашками с заклёпками на ушах для телефона.
Ребята обязали нас драться до первой крови, и мы сошлись.
Ставили больше на меня, но от этого мне легче не было.
Как-то извернувшись из его цепких рук, я поднырнул и, резко подпрыгнув, ударил головой ему в лицо. Кровь тут же стала густо капать на снег и драка прекратилась.
Если бы схватка продолжилась, мне бы несдобровать.
«Таня» был крепче и сильнее меня, но в полной мере свою силу не использовал, и мне стало перед ним стыдно. Набрав из-под корочки сугроба в горсть чистого снега, я услужливо подал ему, чтобы остановить кровь, и он кивнул мне: мол, не боись – уговор дороже денег.
Жил он от меня наискосок на одной улице, и встречались мы с ним почти каждый день.
Как-то он позвал меня к себе домой и, расстелив на столе «Пионерскую Правду», показал детальный чертёж летающей модели винтового самолёта. В газете всё было описано подробно: и технология изготовления – что и как делать, и про стабилизатор полёта, и про резиновый моторчик с пропеллером, про элероны и лонжероны, и руль высоты.
Одним словом, настоящий самолёт – оседлай и лети верхом на все четыре стороны! У меня даже дыхание перехватило. Вот бы нам такой сделать и улететь!
Посчитав размеры, мы убедились, что прокатится на нём невозможно, а вот если ночью подвесить к нему электрический фонарик да запустить… Все Бондари от страха окна и двери, крестясь, позакрывают. Подумают, что змей огненный добычу промышляет.
