Приведу пример того, насколько жестоким вещам нас учили.
В восемьдесят седьмом году в Москве было восстание крымских татар. У нас на Ленинградском проспекте всем часовым выдали пулеметы. Был приказ: «Сейчас, по данным КГБ, в одиннадцать тридцать они пройдут мимо нас, и кто перейдет за эту линию – вы сразу, без предупреждения, из автомата стреляете в толпу».
Выдали всем пулеметы, замполит предупредил: «Смотрите, перед тем как сегодня заступать, хочу сказать, что, скорее всего, вам придется живых людей расстреливать. Я сразу спрошу: может, у кого-то есть предубеждения? Потому что, вы прекрасно понимаете, это агенты ЦРУ на вас попрут.
Поведут толпу, будут прикидываться беременными женщинами, будут детей на руках нести. Есть ли среди вас кто-то, кто побоится выстрелить, не сможет переступить черту?
В беременную женщину, с животом, выстрелите?» Все сказали: «Да, легко». – «С ребенком на руках?» – «Легко расстреляем».
Замполит ушел, и мы все между собой сидели, разговаривали, и я слышал, как один другому говорит: «Стрелял бы?» – «Конечно, стрелял бы!» – «И в беременных?» – «Конечно, а почему нет? Это же враги, агенты ЦРУ!»
В это искренне верили. И насколько была сильная армия.
А сейчас, когда я смотрю по телевизору, что кто-то отказался давить кого-то танком, – это не солдаты. Но таких, как раньше, сейчас нет. Сентиментальности тогда в нас не было абсолютно.
Суть была в том, чтобы армия работала как механизм, как точное оружие, бесперебойно, и человеческие эмоции там абсолютно не нужны.
Это обычные люди думают, что армия должна быть гуманна. Но армия это стихия: как ветер – дует, огонь – сжигает, так солдат – выполняет приказ. Иначе он не солдат.
Почему силовикам проще в бизнесе и в жизни
Прокладывай себе дорогу силой.
Юлий Цезарь
Мне потом эта жесткость помогла в девяностых, когда все говорили: «ой, меня обидели». А мне после армии было так классно, меня попробуй обидеть. Мне и сейчас в бизнесе хорошо. Когда кто-то начинает кричать: «Я на тебя в суд подам!» – «Ага, давай, попробуй! Трудно будет сломанной рукой заявление писать».
Я никогда ГАИ не вызывал, хотя у меня среди пациентов есть их начальники. Однажды ехал, в меня врезались два колхозника на мопеде. По идее, что мне с них взять? У меня дорогая машина, тогда это был «Мерседес GL», они мне крыло погнули. По идее, я должен был позвонить в ГАИ, ждать, потратить весь свой день, пока приедут, все опишут. Я вышел, дал подзатыльника, сел и уехал.
А что с них взять? Денег у них нет. Пусть будут внимательны.
Когда я виноват, у меня такое было, я на кольце зиповском засмотрелся, зазевался, заговорился, впереди меня ехала машинка с пиццей. А у меня же большая машина, и я ее, как бильярдный шар, зацепил.
Парень вышел: «Что делать, у меня заказы, надо же ГАИ вызывать». Я у него спросил: «Сколько твой бампер будет стоить?» он позвонил шефу, тот сказал: «Три тысячи рублей». Я говорю: «Вот, на тебе пять тысяч, и я поехал».
Но современные-то люди из-за царапины вызывают. Две каракатицы сидят сутки, ждут гаишников.
Моему старшему сыну двадцать пять лет сейчас, и, когда он был маленький, я ему всегда говорил: «Никогда не обижай никого». Хотя я его с пяти лет на боевые искусства отдал.
Но в девяностые, когда кто-то подрезал меня на машине, я выскакивал, догонял, вытаскивал из машины и мордой о капот. И сын мне говорил: «Папа, так же нельзя, ты же сам говорил, слабых нельзя обижать». Я ему отвечал: «Они были очень сильные».
Я смотрю на тех, кто из моих знакомых более или менее чего-то в жизни достиг, и понимаю: без этого никак нельзя. Я, конечно, сейчас не герой, в морду никого не бью, но тогда это было необходимо. И в жизни бывают моменты, когда силовые методы самые эффективные.
После армии
Когда в силу обстоятельств нарушается равновесие духа, восстанови самообладание как можно быстрее и не оставайся в подавленном настроении слишком долго, иначе тебе будет уже нельзя ничем помочь.
Привычка восстанавливать гармонию усовершенствует тебя.
Марк Аврелий
Хорошо, что с ногой
После окончания института у меня было два года интернатуры. В тот год я сломал себе ногу. Малая и большая берцовые кости разлетелись на двенадцать кусочков. Что мне было делать? В больнице сказали, что ногу вообще нужно отрезать, но за триста долларов определили к замечательному доктору Александру Петровичу. На эти деньги в СССР можно было жить три месяца.
Мне, молодому парню, сказали, что могут оставить без ноги, а тут вдруг появляется Петрович, который предлагает всего лишь ходить всю жизнь с палочкой, зато на двух ногах!
Но я тогда знал, что у меня все будет хорошо, что обязательно буду бегать. И, наверное, из-за этой моей мысли доктор сделал все лучшим образом.
Теперь каждый день я без проблем прохожу километров пятнадцать, у меня даже счетчик на телефоне есть. И времени мне хватает.
Это ведь самый большой самообман, что ни на что нет времени. Ты сел в машину, сэкономил время, а потом в носу ковыряешь часа два.
А я, например, вчера ходил на охоту по полю с ружьем в тяжелых ботинках.
Прошел километров двадцать и абсолютно не устал. Для меня это нормально.
История доктора Петровича
Хотелось бы рассказать об Александре Петровиче подробнее. В нашей больнице он был одним из лучших хирургов.
В его жизни произошла необычная история. Петрович работал хирургом, а делать сложнейшие операции научился в тюрьме строгого режима. Нет, сам он в тюрьме не сидел, он там только работал. И попал туда случайно.
Как-то раз один больной высказался в духе: «Побольше бы вы нам внимания уделяли».
А Петрович взял и ответил: «Да за ту зарплату, которую мне платят, я на вас должен два раза в день просто глаза поднимать». Это, конечно, была шутка, но больной оказался чиновником, разобиделся, написал заявление, нашел свидетеля. И отправили доктора работать в тюрьму строгого режима – сослали, так сказать. Он говорил, что именно там обрел бесценный опыт и научился ставить аппараты Елизарова. На зоне ведь постоянно случаются травмы. И вот, спустя много лет, к нему попал я.
Мистика с татуировкой
Сейчас я хожу и бегаю, как ни в чем не бывало. Но с моей травмой связана одна небольшая мистическая история. На той самой ноге еще в армии я сделал себе татуировку в виде эмблемы Варшавского договора: две руки в рукопожатии, красивый красный значок, на котором должна была быть надпись: «союз мира и социализма», но ее я колоть не стал.
Говорят ведь, что татуировки несут свою энергетику? так вот, к татуировке своей я относился со всей искренностью, но когда в 1991 году советский союз распался, а после и Варшавский договор, у меня сломалась нога. На те самые кусочки.
