– Тш-ш, – где-то далеко прошептал Джейми. Он встал и теперь держал меня за талию, а стоном отзывался ветер – или я. Он коснулся пальцами моих губ и будто спичками разжег пламя на моей коже. По телу прошел жар, спереди все горело, а спине было прохладно, прямо как святому Лаврентию.
Я обхватила Джейми ногами, упершись пяткой в его ягодицы, и меня удерживала только сила его крепких бедер между моих ног.
– Отпусти, – сказал он мне на ухо. – Я держу тебя.
Я отпустила и отклонилась назад в никуда, чувствуя его надежные руки.
* * *
– Ты собирался что-то рассказать про Лоуренса Стерна, – сонно пробормотала я намного позже.
– Да. – Джейми потянулся и устроился поудобнее, по-хозяйски положив руку мне на ягодицы. Я водила костяшками пальцев по волоскам на его бедре. Лежать в обнимку было слишком жарко, но и отодвигаться друг от друга мы не хотели. – Мы говорили о птицах, он ими очень интересуется. Я спросил, почему птицы поют в конце лета, хотя ночи становятся короткими. Вроде бы можно уже отдохнуть… ан нет, они чирикают и все что-то возятся в кустах и на деревьях ночами напролет.
– Правда? Я не замечала.
– Ты же не ночуешь в лесу, саксоночка. А я ночевал, и Стерн ночевал. Он давно это заметил и тоже заинтересовался.
– И нашел ответ?
– Ответа нет, зато у него имеется теория.
– О, еще лучше, – сонно усмехнулась я.
Джейми поддержал мой смех и перекатился на бок, чтобы нашу соленую кожу хоть немного обдувал воздух. Капельки пота поблескивали в изгибе его плеча и среди темных волосков на груди. Он почесал это место, издавая приятный скребущий звук.
– Вот что он сделал: поймал несколько птиц и запер их в клетках, выстеленных промокательной бумагой.
– Что? – Я рассмеялась. – Зачем?
– Ну, не полностью выстелил, а только положил бумагу на пол, – объяснил Джейми. – Сверху поставил крошечную тарелочку с чернилами, а в середине – чашечку с семенами, чтобы они не могли поесть, не запачкавшись в чернилах. Птички скакали туда-сюда, оставляя следы на промокательной бумаге.
– И что же ему это дало – кроме черных следов?
Мускусный запах наших разгоряченных тел начал привлекать насекомых. Над ухом раздался тонкий писк, и я замахнулась на невидимого комара, а потом потянулась за марлевой сеткой, которую Джейми сдвинул, когда пошел меня искать. Сетка крепилась к хитрому механизму на перекладине над кроватью – придумка Брианны: стоило только развернуть марлю, как она ниспадала со всех сторон, закрывая нас летними ночами от полчищ кровожадных насекомых.
Я развернула сетку с некоторым огорчением, ведь, защищая от комаров, мошек и пугающе огромных ночных бабочек, марля неминуемо перекрывала доступ воздуха и не давала насладиться видом на яркое звездное небо за окном. Я еще немного отодвинулась от Джейми: хотя его естественный жар отлично спасал зимними ночами, летом он доставлял неудобства. Конечно, я не прочь растаять в пылающем пламени желания, просто чистых ночных рубашек больше не осталось.
– Следов было много, саксоночка, только большинство из них лишь с одной стороны клетки. И так во всех клетках.
– Вот как? И что, по мнению Стерна, это означает?
– Ему в голову пришла отличная идея – положить рядом с клетками компас. Похоже, прыгая в клетках, птицы стремились на юго-восток – именно туда они летят с приходом осени.
– Очень любопытно. – Шее стало жарко, и я собрала волосы в хвост. – Но им еще рано переселяться на юг в конце лета, так ведь? И во время перелета ночью они отдыхают.
– Верно. Они как будто чувствовали неизбежность и притяжение перелета, и это не давало им покоя. Что самое странное, это были в основном молодые особи, которые еще никогда не совершали перелет и ни разу не бывали в месте своей зимовки. И все же их словно тянуло туда, и от этого они не могли уснуть.
Я пошевелилась, и Джейми убрал руку с моей ноги.
– Zugunruhe, – тихо произнес он, водя пальцем по влажному следу, который остался на коже.
– Что это?
– Так Стерн назвал это явление – бессонница у юных особей птиц перед дальним полетом.
– Это слово означает что-то конкретное?
– Да. «Ruhe» по-немецки – спокойствие, отдых, а «zug» – что-то вроде путешествия. То есть «Zugunruhe» – беспокойство, тревога перед дальней дорогой.
Я перекатилась ближе к Джейми и нежно уткнулась лбом ему в плечо. Сделала вдох, как будто смаковала тонкий аромат дорогой сигары.
– Eau de homme?
[43]
Он поднял голову, с сомнением понюхал и сморщил нос.
– Скорее eau de chevre
[44], – ответил он. – А может, и хуже. Интересно, во французском есть слово «скунс»?
– Le Pew
[45], – хихикая, предложила я.
Птицы пели всю ночь.
Глава 108
Tulach ard
Джейми улыбнулся и кивнул куда-то назад.
– Смотрю, сегодня у нас есть помощник.
Роджер обернулся и увидел, как за ними ковыляет Джемми. Сосредоточенно нахмурив светлые брови, он обеими руками прижимал к груди камень размером с кулак. Роджер едва не рассмеялся, но вместо этого присел на корточки, чтобы подождать, пока мальчик их догонит.
– Это для нового свинарника, мой рыжий малыш?
Джемми с важным видом кивнул. Утром было еще прохладно, но его щеки горели от прилагаемых усилий.
– Спасибо, – серьезно сказал ему Роджер и протянул руку. – Отдашь мне?
Джемми яростно покачал головой, тряся густой челкой.
– Я сам!
– Идти далеко, дружок, – сказал Джейми. – Разве мама не будет по тебе скучать?
– Нет!
– Твой дедушка прав, сынок, ты нужен мамочке. – Роджер потянулся за камнем. – Давай-ка я возьму…
– Нет! – Джемми прижал камень к своей блузе, будто защищая его, и упрямо поджал губы.
– Ты не можешь… – начал было Джейми.
– Идти!
– Нет, я сказал, что ты должен…
– ИДТИ! – потребовал Джемми.
– Послушай, дружочек… – одновременно заговорили Джейми и Роджер, потом замолчали, переглянулись и засмеялись.
– Где же мамочка? – попробовал Роджер другую тактику. – Она будет волноваться.
