– Следи за его дыханием, – произнесла Клэр. – Держи мундштук чистым. Дай ему воды с медом, если он очнется и будет в состоянии глотать. И касайся его. Он не может повернуть голову, но ему нужно знать, что ты рядом.
– Мама… – Брианна умолкла, пересохший рот отказывался слушаться. «Не уходи! – хотелось ей закричать. – Не оставляй меня одну! Я не могу, я не знаю, что делать!»
– Я нужна им, – мягко отозвалась Клэр.
Она шагнула к нетерпеливо ожидающему Робину и растворилась в сумерках.
– А мне нет? – шевельнулись губы Брианны. Сумела ли она произнести это вслух? Неважно. Клэр ушла; она осталась одна.
Голова закружилась. Брианна вдруг поняла, что задерживает дыхание, и медленно вздохнула. Страх ядовитой змеей обвил спину, проскользнул среди мыслей, готовый вонзить клыки в сердце. Схватив извивающуюся тварь за голову, Брианна швырнула ее в корзину и захлопнула крышку. Хватит паники.
Мать не ушла бы, если бы Роджер оставался в опасности, если бы надо было срочно оказать ему медицинскую помощь. Значит, все хорошо. Брианна вновь вздохнула так глубоко, что скрипнули кости корсета.
«Касайся его. Говори с ним. Дай ему знать, что ты рядом», – говорила Клэр, смывая кровь после импровизированной трахеотомии.
Брианна повернулась к Роджеру, тщетно пытаясь найти место, прикосновение к которому не причинит ему боль. Его багровые руки распухли, как надутые перчатки, сломанные пальцы почернели. Веревка так глубоко впивалась в запястья, что иногда Брианна с содроганием думала, будто видит в рубцах белесую кость. Все это казалось ненастоящим, словно плохой грим для фильма ужасов.
Однако руки Роджера выглядели куда лучше, чем лицо. Разбитое и опухшее, с жутким рядом пиявок под подбородком, искаженное до неузнаваемости, будто это был зловещий незнакомец, лишь притворявшийся Роджером.
На руках тоже красовались пиявки – наверное, все, которых только смогли достать. Клэр оправила Джоша к другим хирургам с просьбой поделиться запасами, а потом послала его и двух ребят Финдли на берега реки срочно искать еще.
Следи за его дыханием. Это Брианна могла. Она села, двигаясь тихо из-за странной боязни разбудить Роджера, и легонько приложила ладонь к его груди. Облегчение от того, что он теплый, заставило ее вздохнуть. Роджер вздрогнул, ощутив дыхание Брианны на лице, а затем вновь расслабился.
Его собственное дыхание было настолько поверхностным, что Брианна убрала руку, опасаясь, что ее вес не позволит груди вновь подняться. И все же она слышала, как в мундштуке слабо посвистывает воздух. Клэр реквизировала привезенную из Англии трубку мистера Касвелла и безжалостно отломала от нее янтарный мундштук. Его торопливо прополоскали в спирте, и, несмотря на оставшиеся табачные пятна, он хорошо справлялся с новым предназначением.
Два пальца правой руки Роджера были сломаны. Все ногти были сломаны или полностью выдраны. У Брианны самой перехватило дыхание от мысли о том, как яростно он боролся за жизнь. Его состояние казалось ей таким хрупким, что она боялась его коснуться, словно могла случайно столкнуть за невидимую границу между жизнью и смертью. И все же Брианна понимала, о чем говорила мать. Прикосновение могло удержать Роджера, не позволить шагнуть за край и потеряться во тьме.
Брианна сжала его бедро под одеялом, накрывающим нижнюю половину тела. Он издал тихий звук. Брианне пришла абсурдная мысль коснуться его гениталий.
– Уж это точно дало бы ему понять, что я здесь, – пробормотала она, проглотив желание истерически рассмеяться.
Нога Роджера слегка дрогнула.
– Ты меня слышишь? – тихо спросила Брианна, наклоняясь. – Роджер, я здесь. Это я… Бри. Не волнуйся, ты не один.
Собственный голос казался ей странным – слишком громким, слишком грубым.
– Bi socair, mo chidhe, – прошептала она. – Bi samnach, tha mi seo
[4].
Произносить слова на гэльском было проще; этот язык стал тонкой дамбой, что сдерживала наплыв чувств, в которых Брианна утонула бы. Любовь, страх, злость – все сплелось так сильно, что у нее дрожали руки.
Брианна вдруг осознала, что ее грудь набухла и болит. За последние несколько часов у нее совершенно не было времени, чтобы даже вспомнить о кормлении ребенка. Соски покалывало, и Брианна сжала зубы, чувствуя, как тонкая струйка молока, перемешанная с потом, намочила ткань корсета. Ей внезапно захотелось прижать Роджера к груди, позволить жизни перетечь из нее в него.
Касайся его. Она все время забывала. Брианна погладила его руку, мягко сжала предплечье. Роджер почувствовал ее пальцы – он приоткрыл глаз, в глубине которого мелькнуло понимание.
– Ты похож на мужскую версию Медузы Горгоны, – выдала Брианна первое, что пришло на ум.
Темная бровь слегка дернулась.
– Из-за пиявок. – Брианна коснулась темного существа. Оно сыто шевельнулось. – У тебя как будто борода из змей. Ты их чувствуешь? От них не больно? – спросила она, не сразу вспомнив слова матери.
Роджер с видимым усилием произнес беззвучное «нет» одними губами.
– Не говори ничего!
Брианна смущенно оглянулась на вторую постель – лежащий на ней человек молчал, закрыв глаза. Затем она быстро поцеловала Роджера, едва дотронувшись до его губ. Они дернулись, словно в попытке улыбнуться.
Ее хотелось на него накричать. Что случилось? Что, черт возьми, ты натворил?! Но Роджер не мог ответить. Брианну вдруг охватила ярость, однако она помнила о людях неподалеку, поэтому лишь сжала его плечо – одно из относительно непострадавших мест – и прошипела: «Как ты, бога ради, в это вляпался?!» ему на ухо.
Роджер поднял взгляд на ее лицо и скорчил непонятную гримасу. Плечо под ладонью Брианны начало подрагивать. Она пораженно на него уставилась… и вдруг осознала: он смеется. Смеется!
Мундштук в его шее дернулся и издал хрипящий звук, что окончательно вывело Брианну из себя. Она встала, сжимая ноющую грудь руками.
– Я скоро вернусь, – бросила Брианна. – И только попробуй куда-нибудь деться, черт тебя дери!
Глава 72
Трут и угли
Джеральд Форбс был успешным адвокатом; даже одетый в походную форму и перепачканный пороховой сажей, он излучал твердую уверенность, что очень помогало ему, как капитану. И сейчас уверенность его не покинула, хоть он и чувствовал себя не в своей тарелке, комкая поля шляпы на входе в палатку.
Сперва я решила, что ему просто не по себе от вида раненых, как часто бывает с людьми. Или он испытывает неловкость от осознания обстоятельств, при которых Роджер оказался травмирован. Но, очевидно, дело было в чем-то другом; Форбс едва кивнул Брианне, сидящей у постели Роджера.
– Искренне сочувствую, мэм, – произнес он и сразу же повернулся к Джейми: – Мистер Фрейзер, могу я попросить вас на пару слов? И вас, миссис Фрейзер, – добавил он, отвесив мне поклон.
