17
Дождь лил без перерыва день и ночь. Сарай весь пропитался сыростью, и Дрейк никак не мог согреться. Его разбудили звуки потрескивающих в камине поленьев и булькающего котелка – старуха готовила ужин. Он следил за ней не шевелясь. Котелок, по всей видимости, был полон, и она едва не уронила его, перенося с крюка над огнем на чугунную подставку, однако Дрейк не поспешил ей на помощь. Старуха стала накладывать в миску рагу. Опять это треклятое рагу! Она приблизилась к нему с дымящейся миской в узловатых руках.
Твоя еда, сказала она и присовокупила к этому ложку, выудив ее из кармана куртки.
Он перебрался на табурет рядом с кроватью.
Ты выглядишь лучше, сказала она.
Он кивнул, продолжая есть.
А ты? – спросил он чуть позже, готовясь отправить в рот очередную порцию.
Я? – удивилась она.
Да.
Я в порядке.
Что это за место? – спросил Дрейк.
Лодочный сарай.
Какой сарай?
Мой сарай.
А ты кто такая? – спросил он.
Я никто, произнесла она тихо; скорее даже выдохнула, чем произнесла.
Как тебя зовут? – продолжил он.
Она назвала себя.
Что дивное? – не понял он.
Лад. Дивния Лад.
Дрейк отправил в рот полную ложку рагу.
Весьма странное имя, сказал он.
Пожалуй, согласилась она.
Хотя я знал одного парня по имени Банджо.
Он был музыкантом?
Вообще-то, нет.
Это еще более странно, сказала Дивния.
Мне тоже так показалось.
Он продолжил есть, и оба какое-то время молчали.
А меня зовут Фрэнсис Дрейк. Знакомые обычно называют Дрейком.
Подумать только! – сказала Дивния.
Я привык к шуткам на этот счет.
Каким шуткам?
Ну, ведь я не совершал дальних путешествий, и к тому же я боюсь воды.
Не вижу в этом ничего смешного. По-моему, это очень печально, сказала Дивния. Нынче люди разучились придумывать хорошие имена. Свое имя я получила от отца. Он бывал в дальних путешествиях и посещал места, где имена имеют большое значение. И он привез мне имя из-за моря и поместил его в этот медальон вместе с моим зовом.
Она продемонстрировала, вынув из-за пазухи, перламутровую коробочку.
Вот, сказала она. Это медальон моей мамы. Она была русалкой.
Дрейк едва не поперхнулся.
Черт возьми, ну и дела! – подумал он и в тот же миг с необычайной ясностью услышал, как бесится снаружи ветер, барабаня дождевыми каплями по гладкой кровле.
Он поставил пустую миску себе на колени. Движения его были нарочито замедленными, и он избегал смотреть в лицо Дивнии. Потянулся за пачкой сигарет и зажигалкой, прикурил, пустил к потолку струю дыма, все время чувствуя на себе взгляд старухи.
Русалка, вот как? – сказал он наконец.
Да, сказала Дивния. И она была такой красивой, что даже волны останавливали свой бег, чтобы на нее взглянуть.
Дивния поднялась, взяла миску Дрейка и отнесла ее к очагу.
Мне до сих пор не доводилось встречать русалок, заметил Дрейк.
Откуда ты знаешь? Они умеют маскироваться среди людей, сказала Дивния.
А чем они еще занимаются?
Кто?
Русалки.
Как это чем? Разве трудно догадаться? Они плавают.
А еще громко поют и картинно расчесывают волосы?
Думаю, при встрече ты убедишься, что для этого они слишком хорошо воспитаны.
Но ведь именно так написано в книгах, разве нет?
Это всего лишь сплетни.
И про моряков, которых они заманивают на гибельные скалы?
Сплетни, повторила Дивния уже с некоторым раздражением.
Наполнив две кружки смесью рома и подогретого эля, она прошаркала через комнату обратно к кровати.
Держи, сказала она.
Дрейк с благодарностью принял кружку и сделал большой глоток.
Где ты живешь? – спросил он.
В фургоне. Вон там.
Дрейк повернул голову к окну. За ним была черная, как деготь, ночь.
Ты не сможешь увидеть, сказала Дивния. Слишком темно для твоих глаз. У тебя городские глаза.
Дрейк откинулся на подушки. Затянувшись сигаретой, стряхнул пепел в раковину морского гребешка, которую старуха приспособила под пепельницу.
Твоя мать родом из этих мест? – спросил он.
Нет, вовсе нет. Она жила у берегов острова Леди в Южной Каролине. Это в Америке, пояснила она с нажимом. Как-то раз мой отец отправился в бар пропустить стаканчик с приятелями и вдруг увидел ее на соседней улице в окружении толпы мужчин. По его рассказам, он почувствовал себя так, словно эта женщина взглядом пронзила его кожу и по венам вмиг добралась до сердца. Не думаю, что он сильно преувеличивал.
Дивния подняла свою кружку, и очки ее запотели от паров теплого эля.
Там они и жили? – спросил Дрейк.
Нет. Отец привез маму в Лондон, полагая, что в большом городе будет легче затеряться, не привлекая к себе внимания. Они поселились в доме у реки и вели двойную жизнь: наполовину сухопутную, наполовину водную. Но мама не смогла там прижиться, потому что Темза была очень грязной и при частых купаниях это сказалось на ее внешности: люди стали называть ее неряхой. Она сделалась печальной и одинокой, а купалась только по ночам, среди буксиров и барж. Потом у нее воспалились глаза. Должно быть, она слишком часто плакала.
Дивния допила свой эль.
Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она.
Дрейк кивнул. Докурил сигарету и загасил окурок.
Какой-то ты бледный. И выглядишь уставшим.
Нездоровится, пробормотал Дрейк и растянулся на кровати.
Дивния наклонилась над ним, поправила подушки, накрыла его одеялом до самого подбородка и подоткнула края под ноги. Ей смутно помнилось, что кто-то поступал с ней таким же образом, когда она была маленькой. Затем она начала застегивать свою куртку.
Куда ты собралась? – спросил он.
К себе в фургон.
Не уходи. Побудь со мной, попросил Дрейк.
Двух первых слов достаточно, сказала старуха и села на прежнее место.
Итак? – произнесла она, обращаясь к наступившей тишине.
