С той поры он писал Мире еженедельно. То, что ему не удалось высказать в первом письме, он через неделю досказал во втором, затем продолжил в третьем и так далее. Он писал на скамейке в гавани, писал в лодке, придерживая локтем руль. Так, через письма, Мира все лучше узнавала своего ухажера. А при следующей встрече она заставила Неда прочесть эти письма вслух – и то, что ранее копилось на кончике пера, наконец-то прозвучало из его уст.
47
Сегодня снова рыба! – прокричала Мира, бегом спускаясь по тропе и останавливаясь перед мостиком. Дрейк оторвал взгляд от своего поплавка.
Что на этот раз? – спросил он.
Большущая сайда.
Да, это уже серьезно.
Ох, Дрейк! – воскликнула Мира, смущенно краснея.
Посиди со мной за компанию, предложил он.
Мира уселась на мостике, болтая ногами и глядя в сторону речного устья, которое распахивалось навстречу большому миру.
И как ты к этому относишься? – спросил Дрейк.
Нормально.
Сколько уже недель?
Я точно не помню.
Неужели?
Шесть недель и три дня.
Дрейк улыбнулся.
Он тебе нравится?
Я нравлюсь ему.
Я не об этом спросил.
Он приносит мне рыбу вместо цветов.
Значит, с ним ты никогда не будешь голодать.
Но мне больше нравятся цветы.
Дрейк рассмеялся.
Тогда разбей клумбу в своем саду, предложил он.
Мира промолчала.
Так в чем же проблема? – спросил Дрейк.
Просто я хочу знать наверняка.
Понимаю.
Так уж я устроена, Дрейк.
Он обнял ее за плечи.
Да, ты такая.
Вот, принесла тебе на пробу.
Она достала из кармана небольшой кулек.
Что это?
Сам скажи, когда распробуешь.
Он развернул бумагу, вонзил зубы в еще теплую булочку с ванильной глазурью, начал жевать и улыбнулся с набитым ртом, подумав: Да, именно так она устроена.
Превосходно! – сказал он вслух.
Вечернее солнце было оранжевым и румяным, как свежая булочка. Дивнию разбудили призывные крики за окном. Она спустилась по ступенькам фургона, передвигая ноги с таким трудом, словно послеобеденный сон не желал ее отпускать и, как смола, прилипал к подошвам.
Пойдем, Дивния! Ты должна это увидеть, сказала Мира.
Вслед за ней Дивния добралась до мостика и посмотрела с него вниз на реку.
Морские звезды!
Они прибывали поодиночке и небольшими группами, от трех до шести штук, и звездное скопление в тени моста постепенно разрасталось.
Джеку всегда нравились морские звезды, сказала Дивния.
Вот как? – произнес Дрейк.
Да, представь себе. Он даже сочинил для деревенской детворы сказку о том, как эти звезды упали с ночного неба после столкновения с кометой. По его словам, комета и звезды из-за чего-то повздорили – все эти яркие сиятельные особы слишком много о себе воображают, – и в конце концов комета просто смахнула их с небосвода своим хвостом. В падении звезды цеплялись за что попало, и оттого у них вытянулись пять лучей. Они громко кричали от страха, а когда Земля услышала этот крик, она ускорила свое вращение, подстраиваясь так, чтобы звезды угодили в море, а не разбились о твердую сушу. Потому как все были согласны, что они уже достаточно поплатились за свою гордыню. А морские звезды до сих пор тоскуют по своему прежнему дому. Иногда можно услышать, как они оплакивают свою участь и вздыхают на берегу, глядя ввысь. Вот почему звезды всегда помогают нам отыскать дорогу к дому: они сочувствуют всем потерявшимся и заблудившимся.
Все трое посмотрели вниз на вселенную оранжевых морских звезд, которые кружились и пританцовывали в слабом течении.
А кого они хотят вернуть домой сейчас? – спросила Мира.
Может быть, меня, сказала Дивния.
Она опустила в воду свою трость, и к ней тотчас потянулся один из оранжевых лучей ближайшей звезды.
Без сомнения, меня, прошептала Дивния.
А как ты поняла, что он и есть твой суженый? – спросила Мира.
Ты о ком?
О Джеке. Как ты это поняла?
Да потому что моя жизнь без него была бы лишена смысла.
Каким он был? – не успокаивалась Мира.
С виду вполне обычным. Но в душе его скрывался поэт, который не давал ему покоя. Зато благодаря поэту он по-особому видел мир – не так, как все остальные. Он был слишком хорош для той жизни, которую вел.
И что это была за жизнь? – спросила Мира.
Обычная жизнь горняка. Он стремился к чему-то большему, и он заслуживал гораздо большего. Но судьба распорядилась иначе. Он рассказывал мне про утро перед его первым спуском в шахту – ему тогда казалось, что это последнее солнечное утро в его жизни, что все прекрасное вскоре сотрется из памяти и его целиком поглотит черная пустота.
Он смотрел, как солнце поднимается над вересковой пустошью; и там, среди темно-лилового вереска, неожиданно ярко и радостно желтели цветы дрока. Он и раньше все это видел, но то утро было особенным, поскольку Джек был уверен, что к моменту возвращения из-под земли в этот цветущий мир он превратится в дряхлого больного старика. Его ноги уже тогда ныли и кровоточили – он донашивал старые ботинки, в которых умер его отец.
Заметив парус почти на линии горизонта, он остановился и вверил далекому кораблю на сохранение свое сердце. В тот же миг он почувствовал, как сердце вылетело из груди и понеслось над морем туда, где корабль с наполненными ветром парусами уходил за горизонт, неся груз олова и каолина, а также надежд и мечтаний других людей.
Они добывали олово с глубины двухсот пятидесяти саженей ниже уровня моря. Джек и его брат Джимми работали в самых дальних штольнях, которые тянулись и разветвлялись уже под морским дном. Они все время слышали удары донных волн, отражавшихся от прибрежных утесов, и периодически делали паузы, чтобы прислушаться к опасному потрескиванию сосновых крепей в этом рукотворном подобии ада. Да и жара там была воистину адская. Работали голыми по пояс; их кожа мертвенно белела в свете ламп, а пот струйками стекал по телу и хлюпал в ботинках. В один из дней Джек, по своему обыкновению, шутил и подбадривал брата, но Джимми не смеялся его шуткам. С некоторых пор его не оставляло мрачное предчувствие, и он исподволь готовился к смерти. А теперь его страх начал передаваться всем прочим, стремительно распространяясь по смежным штольням. Постепенно перестали стучать кирки, и только гулкие удары волн над головами нарушали тишину в забоях.
