– Но мои друзья… – слабым голосом выдавила она.
– Я знаю. – Горькослад оглянулся через плечо. – Нам придется двигаться без них. Их здесь все равно уже нет.
С улицы прозвучал свист, высокий, пронзительный. Горькослад схватил Софию за руку.
– Мародеры, легки на помине… Сейчас еще набегут. Поторопимся!
Стоя у бока Ноша, он подставил Софии сложенные чашечкой ладони:
– Полезай!
Она оперлась на них своим ботинком налетчика и мигом оказалась на лосиной спине. Горькослад без промедления последовал за ней.
– Уноси нас, Нош, – сказал он, хлопая рогатого скакуна по шее. – Чем быстрее мы выберемся из Соленого, тем лучше!
18
Глухомань
9 августа 1892 года, 16 часов 43 минуты
У налетчиков Пустошей нет официальной столицы, постоянного центра. У них даже городов нет. Большей частью они сбиваются в группы, основанные не на дружбе или родстве: они-то и образуют поселения, разбросанные по срединной части Пустошей. В поселении или форте (это слово они сами предпочитают) всегда находится с полдюжины налетчиков, остальные пребывают на выезде, оправдывая свое название. Действуют они обычно в двух, самое большее в трех днях пути от своего форта. Есть, однако, гораздо более амбициозные группы, что в поисках крупной добычи предпочитают дальние рейды.
Шадрак Элли. История Нового мира
Казанова как мог отгонял сон. Он уже третий день был в пути и провел все три ночи без сна. Вчера он до рассвета гнал мулов вперед, по густо запорошенной пеплом, жутковато теплой земле. Приглядываясь к странному «снегу», Казанова задумывался больше о том, затруднит он ему путь или облегчит. Утром он оставил последнего мула, изнемогавшего от работы и страха, на ферме к северу от Форт-Питта. Этого мула и половину содержимого фургона удалось обменять на упряжную лошадь. По счастью, Казанова двигался на северо-восток, избегая тем самым встреч с ново-западными войсками. Он неспроста решил добираться до штата Нью-Йорк, что называется, задворками, пересекая северо-западный угол Пенсильвании. Другое дело, быстро продвигаться не удавалось – дорога была узкая и неудобная. Хорошо хоть лошадь оказалась выносливой и нуждалась в меньшем отдыхе, чем опасался Казанова. Тем не менее лишнего времени у путников в запасе все равно не было.
Тео зашевелился накануне, во второй половине дня, потревоженный грохотом ружья Казановы: тому пришлось пристрелить раненого мула. Услышав беспокойный стон юноши, Казанова поспешил заглянуть в задок фургона…
С тех пор хвастаться было особо нечем. У Тео началась лихорадка. Иногда он пил воду, но чаще отказывался. Отталкивал кружку, даже пытался бить Казанову здоровой рукой, словно тот ему подсовывал яд.
Казанова говорил с ним, окликал. Делал все, чтобы парень пришел в себя.
– Тео! Слышь, Тео! – повторял он уже без особой надежды. – Ну давай, давай, очнись! Хоть на секундочку! – Никакого ответа. – Тео, ну пожалуйста. Водички глотни…
Ему пришлось пережить мгновение ужаса – показалось, что у юноши пропал пульс, – но затем ресницы Тео затрепетали.
– Вот что: давай договоримся, – твердил Казанова. – Ты открываешь глаза, пьешь водичку, а я тебе рассказываю, как шрам получил. Хорошо?
Голова Тео вяло перекатилась набок.
Казанова судорожно вздохнул и занялся раной Тео. Вид был скверный: плечо распухло и воспалилось. То ли наконечник чем-то смазали перед боем, то ли засевшие кусочки кремня мешали заживлению… Казанова понял – в рану проникла зараза.
Пришлось Казанове удвоить усилия по спасению друга. А так как весь день и весь вечер он продолжал еще и править фургоном, под конец у него от усталости начали путаться мысли. Теперь он ни в чем не был уверен, его, точно призраки, одолевали сомнения. Может, надо было задержаться в Форт-Питте, поискать доктора? «Нет, – сказал он себе. – С минуты, как фургон укатил с поля боя… опять нет! С минуты, когда я его с поля боя погнал, мы дезертирами стали…» А значит, на доброе отношение со стороны форт-питтского офицерства полагаться нельзя. Скорей уж на них с Тео всей мощью обрушился бы закон военного времени, поскольку в довершение своих бед они являлись солдатами-заключенными. То есть бедный мальчонка получил бы не медицинскую помощь, а веревку с петлей.
И Казанова гнал почти без остановок, хотя ехать оставалось добрых полтора дня.
Солнце еще не зашло, но на узкой лесной дороге уже сгущались сумерки. Подбородок Казановы неудержимо тыкался в грудь, вожжи в руках постепенно обмякли, глаза закрылись… Прежде чем он окончательно задремал, лошадь неожиданно остановилась, и толчок заставил его вскинуться.
Навстречу ему по дороге двигались люди с факелами, и они были уже совсем рядом, футах, наверное, в двадцати. Казанова насчитал не менее шести человек, все длинноволосые, в тяжелых башмаках. Если бы не усыпляющее покачивание фургона и ритмичный стук копыт, Казанова наверняка бы услышал их колокольчики, сплошь унизавшие волосы и одежду.
Налетчики!
Казанова сидел неподвижно, подобрав вожжи. Деваться было некуда. На узкой дороге не развернешься, по обе стороны – чаща, не оставляющая для бегства ни малейшей возможности.
«Значит, – решил Казанова, – попробуем договориться…»
– Доброго вечера, джентльмены, – как ни в чем не бывало приветствовал он незнакомцев.
От него не укрылось, что у двоих болтались на шее защитные очки: наверное, неспроста. Казанова ждал.
Один из тех двоих подошел к фургону, вроде бы добродушно похлопал лошадь по крупу. Потом широко улыбнулся Казанове. В свете факела сверкнули металлические зубы.
– И тебе доброго, дружище. Ну-ка, что у нас тут?
– Могу задать тот же вопрос, – сказал Казанова. – Вы ведь, парни, забрались куда восточней обыкновенного, или я ошибаюсь?
Улыбка налетчика стала еще шире.
– Именно так, приятель. Война же идет! Прикинь, какие возможности для охоты!
– Наверно. Местами…
Другой налетчик, менее улыбчивый, присмотрелся к Казанове.
– Все Судьбы мне в задницу, парень, ну ты и урод!
Казанова молча смотрел на него. Молчание затягивалось, колокольчики налетчиков постепенно смолкали – люди стояли неподвижно. Казанова выжидал. Он отлично знал, как выглядит его расписная физиономия при факельном свете.
– Спорил котелок с чайником, кто черней, – сказал он затем.
Еще мгновение тишины – и налетчики разразились хохотом. Казанова беззлобно тряхнул головой и взялся за вожжи.
– Что ж, мои друзья-красавчики, я знаю, зачем вы сюда вышли. Опять же вас шестеро, а я один. Но вот чего вы точно не знаете, – добавил он, и смех налетчиков стал стихать, – это каких дел может наворочать всего один человек. Думаете, я вам просто так рожу свою демонстрирую? Это чтобы вы меня получше запомнили. Честно, позаботились бы вы о том, чтобы сохранить свою красоту. Берите на здоровье все, что приглянется… только мальчонке немного воды и пищи оставьте.
