– Спасибо, – поблагодарил Казанова. – Вас, кажется, никакие обстоятельства врасплох не застанут.
– Во многой мудрости не только многая скорбь, – улыбнулась Шалфей. – Есть и свои преимущества.
– Кончили обмениваться любезностями? Тогда пошли! – Бораго бесцеремонно потащила Софию к двери в дальнем конце комнаты. – Идем в мастерскую!
Мастерская Бораго помещалась в башенке. Весь круг стен покрывали ясеневые полки, заставленные книгами. Сквозь узкие окна виднелось звездное небо.
Беспорядок в комнате был полнейший. Круглый стол посередине являлся своего рода островком, где теснились всевозможные приборы и инструменты. София заметила щипцы и молоток, мехи и шило, ножницы и рисовальные кисти… Бардак живо напомнил девочке рабочее место Шадрака, ибо тоже порождался деятельным энтузиазмом, а отнюдь не неряшливостью.
– Свою часть карты я уже сделала, – лавируя между стопками книг, пустой клеткой и чем-то вроде осиного гнезда, объявила Бораго.
– Вы и это наперед знали? – робко спросила София, пока хозяйка мастерской рылась в своих залежах.
– Знала что?
– Что мы к вам приедем. Что нам карта понадобится…
Бораго даже остановилась, глядя на нее с таким видом, будто не понимала, как люди умудряются о подобных глупостях спрашивать.
– Почему наперед? Мы все от древнего узнаем. От того, которого вы повадились Новым Западом называть.
– Но мои друзья, Златопрут и Горькослад, тоже умеют древнего слушать… Однако им далеко не всегда известно, что где происходит!
– Мы тоже не все про все знаем, – нахмурилась Бораго.
– Но…
Бораго подбоченилась и раздраженно зашипела сквозь зубы:
– Ты когда с Железным Тео беседуешь, разве все его знания перенимаешь?
– Железный Тео? – окончательно сбитая с толку, переспросила София.
Бораго лишь отмахнулась:
– Это у нас шутка такая. Естественно, я твоего Теодора имею в виду! Так ты все перенимаешь, что известно ему?
– Нет, конечно!
– Тем не менее ты же можешь вопросы ему задавать обо всем, что он знает, а ты – нет? Например, откуда у Казановы рубцы, чем Тео майору Меррету насолил или как он с Уилки Могилой познакомился?
София часто заморгала.
– Да, – сказала она затем. – Я могу спрашивать его и делаю это. Чаще всего он мне отвечает, хотя и не всегда.
– Отлично! – воскликнула Бораго. – Вот и мы древнего спрашиваем, и зачастую он нам отвечает, но не всегда.
Она отвернулась, словно закрыв тему, и возобновила поиски.
– Куда ж ты завалился? – бормотала Бораго, разгребая лежавшее на столе. – Ага! – И с торжеством подняла длинный цилиндр. – Нашелся! – Она протянула находку Софии, добавив с подначкой: – Посмотрим, сообразишь ли ты, что это такое!
София взяла цилиндр в руки. Он представлял собой металлическую трубку, обшитую кожей. На одном конце виднелась съемная стеклянная крышечка, на другой – окуляр.
– Подзорная труба? – предположила София.
Бораго потерла руки и усмехнулась:
– Первая попытка мимо!
София сняла крышечку. Оказывается, внутри лежал свиток бумаги. Девочка осторожно вытащила его. Это была довольно грубая карта, озаглавленная «Каменный век». Изображала она дорогу вдоль реки, тянувшуюся от схематичной горки, подписанной «Ледник». Дорога тянулась на север, оканчиваясь у грушевидного озера с надписью «Ров». Посередине виднелся островок. Это был «Дом».
Окончательно перестав что-либо понимать, София свернула карту, убрала ее в цилиндр, закрыла крышечку. Приложила окуляр к глазу…
Сперва она не увидела совсем ничего. Потом цилиндр словно ожил у нее в руке, внутри трубы пробежал свет, вызвав к жизни созвездие форм. Перед девочкой возник путь к острову, отображенный картой: странные скалы, узкое русло, проточенное в камнях, недвижный пруд, вздымающийся остров. Она чуть повернула цилиндр, свет в трубке мигнул, угол зрения изменился… София затаила дыхание…
– Не знаю, что это такое, но красота поразительная, – сказала она, опуская цилиндр. – Это устройство для прочтения карт? Оно показывает вживую то, что на карте обозначено?
Как ни странно, простая похвала смутила Бораго. Вещая взяла свое творение, любовно оглядела.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила она. – Сама я называю его зеркалоскопом. Там внутри зеркала́. В сочетании со светом они отражают содержимое карты.
Увиденное стояло у Софии перед глазами.
– В него любую карту положить можно?
– Конечно. Для того он и делался.
Порывшись в сумке, София вытащила потертую походную карту Верхнего Нью-Йорка. Аккуратно свернув лист, она заправила его в зеркалоскоп. Надела крышечку…
Ей предстали падающие листья, лесная тропа, мостик через бурный ручей, скопище домиков в вечерней долине, заснеженный горный перевал… С каждым новым поворотом зеркалоскопа возникала новая картина. Они не являлись воспоминаниями, поскольку карта была самая обычная, никто не вкладывал в нее звуков, запахов, чувств. Прибор лишь показывал, какими увидит путешественник все пути и дороги, означенные на бумаге.
– Чудеса, да и только! – восхитилась София, опуская зеркалоскоп. Потом спросила: – Но как использовать его для создания карты памяти клима?
– Не знаю, – пожала плечами Бораго. – Это уже твоя забота.
Вот тут София испугалась по-настоящему:
– Что вы имеете в виду?..
– То, что сказала. Мой прибор способен прочесть любую карту, но саму ее изволь сделать сама.
– «Далее лишь твоя карта тебя поведет», – пробормотала София.
Ей казалось, что она падает, не находя опоры.
Бораго тоже впервые за все время запнулась.
– Я думала, у тебя уже есть карта, чтобы заправить в прибор…
– У меня ее нет! И я даже понятия не имею, как она должна выглядеть!
Старая женщина ответила не сразу. София успела испугаться, не последует ли внезапная вспышка гнева. Но нет – Бораго неожиданно рассмеялась.
– Так-так, – с широкой улыбкой проговорила она. – Но ведь до завтра ты найдешь ответ, правда?
35
Путешествие Бирке
19 августа 1892 года, 18 часов 01 минута
Большинство героев сказаний, бытующих у элодейцев (Вещих), названы по животным или растениям, предположительно отражающим черты характера данного персонажа. Иногда, впрочем, соответствие с данным растением или животным просто поражает. Так, однажды мне рассказали историю о человеке по имени Шиповник; персонаж описывался как хитрый и неутомимый воин, – кто бы мог подумать, верно? Элодейцы объяснили причину. По их мнению, дикий шиповник – сущее олицетворение жизненной стойкости и упорства, да и его бесчисленные мелкие шипы – чем не броня?