Почти даром.
Позвонили в половине восьмого. Я сидел в номере.
– Ему ужасно понравился велик, – сказала Хелен. – Он от восторга прямо вне себя.
– Балдеж, – сказал я.
– И книжки твои привезли.
– Какие книжки? – спросил я, непринужденный, как Морис Шевалье.
– «Принцессу-невесту». На всяких языках – один из них, по счастью, английский.
– А, ну и славно, – сказал я по-прежнему небрежно. – Я уж и забыл, что их заказывал.
– Как они тут оказались?
– Я звякнул секретарше моего редактора, и она наскребла пару штук. Может, прямо в «Харкорте» и завалялись. – (В «Харкорте» они и впрямь завалялись; вы представляете, а? Наверное, я еще расскажу, как так вышло.) – Позови пацана.
– Привет, – сказал тот спустя секунду.
– Слушай, Джейсон, – сказал я. – Мы думали подарить тебе велик, но решили, что не будем.
– Ну ты даешь. У меня уже есть велик.
Джейсон унаследовал от матери полное отсутствие чувства юмора. Может, он смешной, а я как раз нет, не знаю. Но мы редко смеемся вместе – это точно. Выглядит мой сын Джейсон невероятно – если выкрасить его в желтый, ему прямая дорога в школьную команду сумоистов. Он как дирижабль. Без остановки набивает брюхо. Я слежу за весом, старушку Хелен и не разглядишь, если передом не повернется, и вдобавок она ведущий детский психолог на Манхэттене, а нашему пацану быстрее перекатываться, чем ходить. «Он выражает себя через пищу, – твердит Хелен. – Себя и свою тревожность. Научится справляться – похудеет».
– Эй, Джейсон? Мама говорит, сегодня книжку принесли. Эту, про принцессу. Хорошо бы ты ее, может, почитал, пока меня нет. Я ее в детстве обожал, и мне интересно, как она тебе.
– А я обязан ее полюбить?
Что тут скажешь? Сын своей матери.
– Да нет. Только правду, ровно то, что думаешь. Я по тебе соскучился, здоровяк. В твой день рождения поболтаем.
– Ну ты даешь. У меня сегодня день рождения.
Мы трепались дальше, хотя уже нечего было сказать. Потом то же самое с супругой, и я повесил трубку, пообещав вернуться через неделю.
Вернулся через две.
Совещания затягивались, продюсеров посещали озарения, которые следовало осторожненько пригасить, режиссеров требовалось гладить по самолюбию. Короче, я застрял в солнечной Калифорнии. В конце концов мне дозволили вернуться в уютное и безопасное лоно семьи, и, пока никто не передумал, я рванул в лос-анджелесский аэропорт. Приехал заранее – я всегда так делаю на обратном пути, потому что надо еще набить карманы всякими штуками для Джейсона. Едва я вхожу в дом, он бежит (ковыляет) ко мне, вопя: «Покажи, покажи карманы!» – перерывает их все, добывает свою мзду и, собрав трофеи, обнимает меня. Кошмар, да? Чего не сделаешь, дабы почувствовать, будто ты нужен.
– Покажи карманы! – крикнул Джейсон, надвигаясь на меня по коридору.
Четверг, дело к ужину, и едва сын приступил к ритуальному обыску, из библиотеки вышла Хелен, чмокнула меня в щеку со словами «какого красавца я отхватила» – это тоже ритуал, – а нагруженный дарами Джейсон меня как бы обнял и кинулся (заковылял) к себе.
– Анджелика готовит ужин, – сказала Хелен. – Ты удачно подгадал.
– Анджелика?
Хелен прижала палец к губам и прошептала:
– Она у нас третий день, но, по-моему, она довольно-таки сокровище.
В ответ я прошептал:
– А что не заладилось с прежним сокровищем? Когда я уезжал, она у нас всего неделю проработала.
– Она меня разочаровала, – сказала Хелен. Вот и все.
(Хелен блистательно умна – на предпоследнем курсе колледжа была членом «Фи-Беты»
[31], собрала все возможные академические награды, интеллект ее поистине изумляет широтой и прочими достоинствами, но ужиться со служанкой она не способна. Во-первых, она, я думаю, угрызается, что кого-то нанимает, – нынче все эти «кто-то» чернокожие или латиноамериканцы, а Хелен у нас ультрасуперлибералка. Во-вторых, она такая умелая, что они пугаются. Она все делает лучше их и сама это понимает, и понимает, что они тоже понимают. В-третьих, она психоаналитик и, вогнав их в панику, объясняет им, почему не следует пугаться, и после добрых получаса самокопаний в обществе Хелен они пугаются взаправду. Короче, за последние годы мы перевидали в среднем по четыре «сокровища» в год.)
– Нам просто не везло, но все наладится, – сказал я по возможности утешительно. Раньше я над ней подтрунивал из-за прислуги, но пришел к выводу, что это не слишком мудро.
Вскоре ужин был готов, и я, обняв жену и сына, устремился в столовую. В ту минуту мне было и уютно, и безопасно, и вообще хорошо. На столе ужин – салат из шпината, картофельное пюре, тушеное мясо в подливе; просто загляденье, хотя тушеное мясо я не люблю, я люблю мясо с кровью, зато обожаю шпинат, так что в целом на скатерти мне предстал вполне съедобный натюрморт. Мы расселись. Хелен подала мясо, остальное мы разложили сами. Мой кусок был не очень-то сочен, но подлива решала проблему. Хелен позвонила. Появилась Анджелика. Лет восемнадцати или двадцати, смуглая, медлительная.
– Анджелика, – начала Хелен, – это мистер Голдман.
Я улыбнулся, сказал «привет» и помахал вилкой. Анджелика кивнула.
– Анджелика, я совершенно не имею в виду тебя критиковать, это целиком моя вина, но давай мы обе очень постараемся запомнить на будущее, что мистер Голдман любит ростбиф с кровью…
– Это ростбиф? – спросил я.
Хелен на меня покосилась.
– Так вот, Анджелика, не случилось никакой беды, я сама должна была не раз тебе напомнить, каковы вкусы мистера Голдмана, но давай в следующий раз, когда будем жарить мясо, постараемся оставить середину розовой, хорошо?
Анджелика ретировалась в кухню. Еще одно «сокровище» коту под хвост.
Напоминаю: мы трое садились за стол счастливыми. Двое по-прежнему довольны, Хелен явно взбудоражена.
Джейсон опытной рукой механически накладывал себе пюре.
Я улыбнулся пацану.
– Эй, друг, – рискнул я, – может, чуток полегче?
Он плюхнул на тарелку еще один громадный ком.
– Джейсон, у тебя ведь уже целая гора, – сказал я.
– Я правда есть хочу, пап, – сказал он, не глядя на меня.
– Ну так поешь мяса, – посоветовал я. – Мяса ешь сколько влезет, я слова не скажу.
– Я вообще ничего не буду! – ответил Джейсон, оттолкнул тарелку, скрестил руки на груди и уставился в пустоту.
