* * *
Принц Хампердинк смахивал на бочонок. Грудь – огромная мощная бочка, ляжки – бочки поменьше. Был он невысок, но весил почти 250 фунтов и плотный был, как кирпич. Передвигался боком, по-крабьи; пожелай он танцевать в балете – был бы обречен на неизбывное разочарование. Но танцевать в балете он не желал. Он и в короли-то не рвался. Даже война, в которой он достиг замечательных успехов, бледнела пред его великой любовью. Пред его великой любовью бледнело все.
А любил он охоту.
Не выпадало дня, чтобы он никого не умертвил. Все равно кого. На заре своего увлечения он убивал лишь крупных тварей: слонов каких-нибудь или питонов. Затем, набравшись мастерства, полюбил и страдания малых существ. Мог полдня с удовольствием выслеживать белку-летягу в лесу или радужную форель в реке. Избрав себе жертву, принц становился неумолим. Никогда не уставал, никогда не колебался, не ел, не спал. В этих смертельных шахматах он был международным гроссмейстером.
Поначалу он ездил по миру и искал себе противников. Но корабли и лошади несовершенны, а поездки отнимают много времени и вдобавок мотают нервы. У царствующей особы всегда должен быть наследник мужеского пола, и, пока жив отец принца, беда невелика. Но однажды отец скончается, принц станет королем, надо будет выбирать королеву и рожать наследника – готовиться, в общем, к тому дню, когда он помрет и сам.
Проблему своего отсутствия принц Хампердинк решил так: он построил Гибельный Зверинец. Спроектировал вместе с графом Рюгеном, на поиски экспонатов разослал звероловов во все концы света. Зверинец кишмя кишел дичью, и такие зоосады еще поискать. Отметим, к примеру, что туда не пускали посетителей. Только смотрителя-альбиноса – он сытно кормил зверей, чтоб ни один не захворал и не ослаб.
Отметим также, что находился Зверинец под землей. Принц самолично выбрал место в самом тихом и глухом уголке замка. И указом повелел устроить пять этажей, с разными условиями для разных обитателей. На первом этаже он поселил быстрых врагов: диких псов, гепардов, колибри. На втором обитали сильные: анаконды, носороги, двадцатифутовые крокодилы. На третьем жили ядовитые твари: ошейниковые кобры, пауки-скакунчики, видимо-невидимо летучих мышей-вампиров. На четвертом этаже располагалось грозное царство страшных опасностей: тарантул-крикун (единственный на свете паук, умеющий издавать звуки), кровавый орел (единственная птица-людоед), а в черном пруду жил спрут-сосальщик. Во время кормежки на четвертом этаже содрогался даже альбинос.
Пятый этаж пустовал.
Принц построил его, надеясь однажды отыскать себе достойного соперника – такого же опасного, свирепого и могучего.
Тщетная надежда. Принц, впрочем, был непреклонным оптимистом, и клетка на пятом этаже всегда готова была принять гостя.
А для счастья принцу вполне хватало смертоносной живности на других этажах. Иногда он выбирал жертву по жребию. У него была огромная рулетка с изображениями всех животных Зверинца – он ее крутил за завтраком, и альбинос готовил животное, на которое она указала. А иногда принц выбирал по настроению: «Я сегодня быстрый, приведи гепарда» или: «Я нынче сильный, выпускай носорога». И разумеется, все исполнялось по его слову.
Вопрос о здоровье короля неотвратимо всплыл, когда принц готовился прикончить орангутанга. Час стоял послеобеденный, принц сражался с гигантским зверем с самого утра, и волосатая тварь наконец ослабела. Снова и снова обезьяна клацала зубами – верный признак, что сила рук уже не та. От зубов принц с легкостью увертывался; грудь орангутанга ходила ходуном – он уже задыхался. Принц отступил боком, затем еще чуть-чуть, затем ринулся вперед, обхватил зверюгу и надавил на хребет. (Дело было в обезьяньей яме, где принц то и дело развлекался с приматами.) И тут сверху раздался голос графа Рюгена:
– Есть новости.
– А отложить нельзя? – осведомился принц в пылу битвы.
– Надолго? – спросил граф.
Х
Р
У
М
П
Орангутанг тряпичной куклой осел на землю.
– Ну что там еще? – спросил принц и мимо дохлого зверя направился к лестнице.
– Ваш отец прошел ежегодную диспансеризацию, – сказал граф. – Медицинское заключение у меня.
– И?..
– Он умирает.
– Будь оно все неладно! – отвечал принц. – Выходит, надо жениться.
Глава третья. Жениховство
В большом королевском зале для совещаний собрались четверо. Принц Хампердинк, его наперсник граф Рюген, его отец, дряхлый король Лотарон, и королева Белла, его злая мачеха.
Формами королева Белла напоминала клубнику. А цветом малину. Все в королевстве ее обожали, а за короля она вышла задолго до того, как он понес околесицу. Принц Хампердинк был тогда еще ребенком, не знал иных мачех, кроме сказочных и злых, поэтому Беллу так и называл – или «З. М.» для краткости.
– Так, – сказал принц, когда все собрались. – На ком мне жениться? Выберем невесту, и дело с концом.
– Я думаю, Хампердинку пора подыскать невесту, – промолвил дряхлый король Лотарон. Не столько промолвил, сколько пробубнил: – Я бубаю Хамбубубу бубубу небубу.
Все, кроме королевы Беллы, давно бросили вникать в его слова.
– Вы совершенно правы, мой дорогой, – сказала она, погладив его по рукаву.
– Что он сказал?
– Что та, кого мы выберем, пройдет свой жизненный путь подле громоподобно красивого принца.
– Передай ему, что он тоже неплохо выглядит, – отвечал принц.
– Мы только что сменили кудесника, – объяснила королева. – Поэтому король так поздоровел.
– Вы уволили Магического Макса? – спросил принц Хампердинк. – Я думал, других не осталось.
– Мы нашли еще одного в горах – совершенно замечательный. Старый, конечно, но на что сдался молодой кудесник?
– Скажи ему, что я сменил кудесника, – вмешался король Лотарон. Получилось так: – Скабу бубу бубубу кудебу.
– Что он сказал? – осведомился принц.
– Что человеку твоего положения не пристало жениться на любой принцессе.
– Не поспоришь, – не стал спорить принц Хампердинк. И вздохнул. Глубоко. – Значит, видимо, Норина.
– С политической точки зрения – идеальный брак, – согласился граф Рюген.
Принцесса Норина была из Гульдена, что лежал за Флоринским проливом. (В Гульдене говорили иначе: там Флорин располагали по ту сторону Гульденского пролива.) Оба королевства вряд ли протянули бы столько веков, не воюй они вечно друг с другом. Между ними случились Оливковая война, Тунцовая размолвка, чуть не разорившая обе страны подчистую, Католический конфликт, совершенно их обанкротивший, а вслед за ним Изумрудные разногласия, в ходе которых оба государства снова разбогатели – в основном потому, что ненадолго объединились и взялись грабить всех остальных в пределах морской досягаемости.
