Что ж, я сокращаю эту книжку, а потому имею право высказать кое-какие соображения. Спаслись они? Поджидал их в проливе пиратский корабль? Можете ответить сами, но я считаю, что да, корабль поджидал. И да, они спаслись. И вновь набрались сил и пережили кучу приключений, и никому на свете не доводилось столько смеяться.
Но я не говорю, что на их долю выпал счастливый финал. На мой взгляд, препирались они часто, и в конце концов красота Лютика поблекла, и однажды Феззик проиграл бой, и какой-то малолетний сорвиголова одолел Иньиго на поединке, а опасения, что Хампердинк все-таки взял их след, не давали Уэстли крепко спать по ночам.
Вы поймите, я не хочу вас обломать. Ну честно, я взаправду считаю, что лучше любви ничего на свете нет, кроме леденцов от кашля. Но еще я должен в стотысячный раз повторить: жизнь несправедлива. Она справедливее смерти, вот и все.
Ребенок принцессы
Комментарий
Вероятно, вы гадаете, почему я сократил только первую главу. Разгадка проста: мне больше не дали. Нижеследующий комментарий – история довольно-таки личная, и простите, что я все это на вас вываливаю. Кое-что – и даже больше, многое – оказалось болезненно, и больно мне до сих пор. Сам я зачастую выступаю отнюдь не красавцем, но тут уж ничего не поделаешь. Моргенштерн всегда был честен с читателями. По-моему, я обязан вам не меньшим…
Невзгоды мои начались двадцать пять лет назад со сцены воссоединения.
Ну, вы помните – в сокращенной версии «Принцессы-невесты», где Лютик и Уэстли снова встречаются, прямо перед Огненным болотом, я вставил свои два словечка: дескать, по моему мнению, Моргенштерн жестоко надул читателей, не описав встречу влюбленных, и я вот сочинил свою, пришлите письмецо, если хотите почитать. (С. 214 настоящего издания.)
Мой покойный великий редактор Хирам Хайдн счел, что это я зря, – раз уж сокращаешь, нечего лезть со своими вставками. Но мне ужасно нравилась моя сцена воссоединения. И чтобы меня не обижать, Хирам разрешил мне оставить в книжке примечание про то, что сцену можно запросить.
Никто – умоляю, поверьте мне, – никто не предполагал, что хоть одна живая душа захочет ее прочесть. Однако в «Харкорт», который издал книжку в твердом переплете, потоком хлынули письма, а «Бэллентайну», который выпустил ее в мягкой обложке, досталось еще больше. Я был счастлив. Издатели тратятся! Мою сцену воссоединения уже собрались рассылать – но ни одна не покинула издательства.
Ниже следует моя объяснительная – ее-то и отправляли десяткам тысяч читателей, которые много лет слали письма и просили сцену воссоединения.
Дорогой читатель!
Спасибо, что написали, и нет, это не сцена воссоединения, в чем виноват некий шлагбаум по имени Кермит Шог.
Как только подготовили печатное издание, позвонил мой адвокат Чарли (вы, вероятно, уже забыли, но Чарли – это тот, кому я звонил из Калифорнии, чтобы он в пургу поехал к букинисту за «Принцессой-невестой»). Короче, обыкновенно он начинает с талмудических притч и мудрых анекдотов, а на сей раз только и говорит:
– Билл, тебе не помешало бы приехать, – и, не дав мне вставить «зачем?», прибавляет: – И лучше поскорее.
Я в панике лечу к нему, гадая, кто помер, неужто я прошляпил налоговую проверку, что вообще такое? Его секретарша впускает меня в кабинет, и Чарли говорит:
– Познакомься, Билл, это мистер Шог.
И я вижу мистера Шога – сидит в углу, сложив руки на портфеле, один в один Питер Лорре
[51], только приторный. Так и ждешь, что он сейчас скажет: «Давайте сюда Сокола, вы долшны, а инаше полушите пулю».
– Мистер Шог – поверенный, – продолжает Чарли. И затем, с нажимом: – Он представляет фонд Моргенштерна.
Кто ж знал? Кому в голову могло прийти, что на свете есть такой фонд – распорядители человека, умершего с миллион лет назад и никому у нас не известного?
– Пошалуй, вы сейшас дадите мне Сокола, – сказал мистер Шог. Неправда. На самом деле он сказал: – Пожалуй, вы сейчас хотите переговорить с клиентом наедине, – и Чарли кивнул, а мистер Шог вышел, и когда он вышел, я сказал:
– Чарли, господи боже, я и не подозревал… – а Чарли сказал:
– А «Харкорт»? – и я сказал:
– Они не обмолвились, – а он сказал:
– Уй-й, – все адвокаты стонут так, сообразив, что пашут на неудачника.
– Чего ему надо? – спросил я.
– Встретиться с мистером Джовановичем, – ответил Чарли…
Выяснилось, что Кермит Шог хотел не просто встретиться с умницей Уильямом Джовановичем, который заправлял делами в издательстве. Еще Кермит Шог хотел поразительную денежную выплату, а еще – чтобы полную версию «Принцессы-невесты» напечатали гигантским первым тиражом (100 000), и, разумеется, мой скромный планчик рассылать читателям сцену воссоединения скопытился в тот день навек.
Но начались судебные иски. За прошедшие годы их подали в общей сложности тринадцать, – впрочем, лишь одиннадцать непосредственно касались меня. Это был кошмар, но нашлись и плюсы: авторские права Моргенштерна истекали в 1978-м. И всем, кто запрашивал сцену воссоединения, я сообщал, что мы их записали, список храним, и едва настанет 1978-й – вуаля… но я снова облажался. Привожу фрагмент следующей моей объяснительной:
Мне жутко неудобно, но вот знаете историю, где в конце говорится: «Телеграмму не читайте, подробности письмом»? Короче, не читайте про то, что авторские права Моргенштерна истекают в 1978 году. Ошибочка вышла, но поскольку мистер Шог флоринец, естественно, наша система счисления порой ставит его в тупик. Авторские права истекают в 1987-м, а не в 1978-м.
И хуже того: он скончался. В смысле, мистер Шог. (Не спрашивайте, как мы узнали. Проще простого. В одно прекрасное утро он перестал потеть – тут-то мы и сообразили.) Что еще хуже, все дела перешли к его отпрыску по имени – готовьтесь – Мандрагор Шог. А Мандрагор прыток и энергичен, как ящерица, которую на бережку хватил солнечный удар.
В этом бедламе случилось и кое-что хорошее: мне наконец выпал шанс полистать «Ребенка принцессы». В Колумбийском университете полагают, что сатирическим зарядом он, безусловно, превосходит «Принцессу-невесту». Лично я к нему особых чувств не питаю, но история, бесспорно, зашибенская.
Вспоминаю сейчас и сам удивляюсь, но в то время «Ребенок принцессы» не интересовал меня ни капельки.
