6 сентября 2011 г. генерал Дэвид Петрэус был приведен к присяге в качестве нового директора ЦРУ. Десять лет спустя после событий 11 сентября Управление, в результате закулисных войн с JSOC, претерпело значительные изменения. Для ряда ветеранов разведки назначение на должность Петрэуса было зловещим символом. «ЦРУ стало более милитаризованным, оно очень тесно сотрудничает с JSOC — до такой степени, что те даже работают под прикрытием Управления. Десять лет назад такое невозможно было себе даже представить, — сказал мне бывший оперативник ЦРУ Филипп Джиральди. — Значительная часть бюджета Управления теперь тратится не на шпионаж. Она уходит на обеспечение паравоенных операций, проводимых в тесном контакте с JSOC и имеющих целью уничтожение террористов и использование беспилотников. ЦРУ превратилось в машину по организации убийств»
[2534].
Один из сотрудников Госдепартамента, тесно взаимодействовавший с JSOC, говорил, что Петрэус, вступив в должность, предполагал трансформировать Управление в «маленькое командование сил специальных операций, выдающее себя за разведывательное агентство»
[2535]. Невзирая на все похвалы, которые Петрэус заслужил своей контртеррористической стратегией и «рывком» в Ираке, по словам беседовавшего со мной сотрудника, его самым значительным достижением был «политический инструмент». Он давал возможность действовать тем силам в аппарате обеспечения национальной безопасности, которые хотели продолжения и расширения тайных небольших войн по всему миру. Указывая на «тайну, окружавшую JSOC и адмирала Уильяма Макрейвена», мой собеседник заметил: «Петрэус пытался создать в Управлении такой же климат».
Полковник Патрик Ланг рассказывал мне, что после назначения Петрэуса в Лэнгли, его главным стремлением было «направить Управление в сторону тайных операций, чтобы стать крупным игроком на этом поле»
[2536].
Продолжавшиеся в течение двух лет попытки США совершить покушение на Анвара Аулаки основывались на разведывательных данных о том, что он скрывался в местах проживания своего племени в районах Шабвы и Абиана.
Однако допросы Ахмеда Абдулкадира Варсаме — молодого сомалийца, захваченного JSOC и в течение нескольких месяцев удерживавшегося на борту американского корабля, — показали, что Аулаки перебрался в северную провинцию Аль-Джаф, находившуюся вдали от тех мест, куда было нанесено большинство ударов для его уничтожения
[2537]. В Соединенных Штатах были уверены, что Аулаки находится в Шабве, и регулярно проводили там операции с целью его захвата. Действовавшая на месте йеменская разведка подтвердила данные, сообщенные Варсаме допрашивавшим его сотрудникам JSOC. К началу сентября разведывательные самолеты установили местонахождение Аулаки. Это был маленький домик в деревне Хашеф, находившейся в провинции Аль-Джаф, примерно в 150 км на северо-восток от Саны
[2538]. Аль-Джаф, граничащая с Саудовской Аравией, уже давно была наполнена информаторами, состоявшими на содержании у Королевства
[2539].
Жители деревни стали замечать в небе над собой беспилотники
[2540]. Война с помощью этих аппаратов шла в Йемене полным ходом, так что их присутствие было обычным делом. Однако народ в деревне не подозревал, что контртеррористические службы Белого дома следят только за одним зданием. Следят и ждут. Как только координаты Аулаки были установлены, ЦРУ быстро задействовало несколько вооруженных беспилотников со своей новой базы в Саудовской Аравии, а также взяло под оперативное управление некоторые из самолетов JSOC, запускавшихся из Джибути
[2541].
План по уничтожению Аулаки носил кодовое наименование «Операция Троя» (Operation Troy)
[2542]. Само название как бы подразумевало, что у Соединенных Штатов был «крот», направлявший их силы на Аулаки.
Пока американцы наблюдали за домом в Аль-Джафе, где находился Анвар, Абдулрахман Аулаки прибыл в находившийся в провинции Шабва город Атак
[2543]. На автобусной станции его встретили родственники, сказавшие, что не знают, где находится его отец. Мальчик решил подождать, в надежде, что отец все-таки приедет, чтобы с ним повстречаться. Его бабушка дозвонилась до семьи, у которой остановился Абдулрахман, но он отказался говорить с ней. «Я позвонила им, и они сказали: «Все в порядке, он здесь», но с ним самим я не говорила, — вспоминала она. — Он старался избегать разговоров с нами, потому что знал, что мы потребуем от него вернуться. А он хотел увидеть отца»
[2544]. Взяв с собой двоюродных братьев, Абдулрахман отправился в город Аззан, где он собирался дожидаться вестей от отца.
В Белом доме президенту Обаме предстояло принять решение, но оно не было связано с моральными или юридическими вопросами. Ему следовало определить время. Он уже приговорил гражданина США Анвара Аулаки к смерти без суда и следствия. Было подготовлено секретное одобрение операции, а критики в самой администрации, выступавшие против подобного шага, были или «отброшены на обочину», или изменили свое мнение в пользу ее проведения. Оставалось только определить, в какой именно день умрет Аулаки. Обама, по словам одного из своих советников, «не испытывал угрызений совести» от предстоящего убийства
[2545]. В соответствии с просочившейся из администрации информацией об операции, американские официальные лица знали, что в доме, где жил Аулаки, также находились женщины и дети. Несмотря на то что в результате ударов с американских беспилотников в различных странах мира погибло множество гражданских лиц, официальная политика требовала избегать подобных случаев насколько это возможно. Когда Обаме доложили о местонахождении Аулаки в Аль-Джафе и уточнили, что в доме вместе с ним находятся дети, он ясно дал понять, что это его не остановит. Аулаки не должен был снова уйти от удара. «Держите меня в курсе и дайте возможность принять решение не абстрактно, а исходя из конкретной ситуации», — приказал Обама своим советникам
[2546]. «В этот момент, — вспоминал один из доверенных сотрудников президента, — он думал о пересмотре своих требований о недопустимости «сопутствующего ущерба»
[2547].
