— Прямо не знаю, док, никогда его таким не видел.
— Положим, так, но к этому все и шло. Я замечал и раньше.
— Может, вы правы. Я люблю поразвлечься, но, может, вы правы. Он ведь мог и мне с таким же успехом физиономию расквасить, как этой шлюшке. Ладно, сейчас-то я готов к встрече. — Майлз показал Литтауэру свой многозарядный.
— Он вам не понадобится. Сейчас всажу ему дозу посильнее, надолго заснет, а когда проснется, голова так будет раскалываться, что хоть угадывай, кто так треснул.
— Это я и сам ему говорил, — улыбнулся Майлз.
Во время укола Роджер проснулся, но тут же снова захрапел.
— Если хотите, прикройте его чем-нибудь, — посоветовал Литтауэр, хотя, по мне, пусть хоть воспаление легких получит.
Доктор с Корой помогли Милдред сесть в машину, а Майлз отправился к себе в спальню и запер дверь. Спал он плохо, с зажженным светом и двадцатипятикалиберным под подушкой.
Эльмира Спотсвуд, его домработница, была приходящей и по заведенному порядку, прежде чем начать уборку, стучала в дверь, чтобы спросить Майлза, что ему подать на завтрак. Таким образом, у него было время проснуться и привести хоть в сколько-нибудь приличный вид второй этаж, который в восемь часов утра нередко представлял собой поле после сражения. Нынче утром Майлз, услышав стук, выключил свет, спрятал пистолет в ящик и открыл дверь.
— Заходите, Эльмира.
— Да, сэр. — Как обычно, день начался с кофе. Она наполнила чашку, положила сахар и протянула Майлзу. Тот медленно выпил ее.
— У меня заночевал мистер Бэннон, — сообщил он. — Очень плохо вчера себя почувствовал. Ничего серьезного, впрочем, понос. Я вызывал доктора.
— Слава Богу, что все позади. Мне он ничего не сказал.
— То есть? Вы что, видели его?
— Подала завтрак. Сегодня не как обычно, поменьше, но два яйца с беконом съел и выпил две чашки кофе.
— Ага. Ясно. Он все еще внизу?
— Да, сэр, все еще там. Сказать, чтобы поднялся к вам?
— Да. Мне как обычно. Овсянку или пшеничные хлопья со сливками. Если есть свинина с кукурузной крупой, тоже не откажусь. И скажите мистеру Бэннону, пусть поднимется.
О бутылках, бокалах и пятнах крови не было сказано ни слова. Эльмира, женщина хоть и религиозная, в прошлом была горничной в гостинице и к следам попоек привыкла.
— Не думал, что ты уже поднялся, — сказал Майлз, когда Роджер вошел к нему в спальню.
— С час назад. Голова кружилась, но одеться смог. А что случилось-то?
— Ну что ж, Роджер, — начал Майлз, — полагаю, мы с тобой не будем ходить вокруг да около.
— Не будем.
— Тебе грозят серьезные неприятности.
— Так я и думал. Насколько серьезные? Что с этими женщинами?
— Не с женщинами, а с женщиной, — поправил Майлз, — с той, что покрасивее. Больше красивой ей не быть, Роджер.
— Моих рук дело?
— Да. Ты искалечил ее. Сам-то хоть помнишь что-нибудь?
— Я видел пятна крови. Расскажи остальное.
— Да уж расскажу непременно, — заверил его Майлз. — Выпивка доконала тебя, и ты, верно, спятил. Я был здесь, лежал с Корой, когда раздались крики и появилась твоя. Выглядела она так, словно под поезд попала.
— О Господи! А я где был?
— Ты? В туалете. Вырубился, весь в рвоте. Я вызвал доктора Литтауэра, и он взял их к себе. — Майлз выжидательно замолчал.
— А теперь самое плохое. Выкладывай, — проговорил Роджер.
Майлз помолчал еще немного.
— Этого я и сам пока не знаю.
— О Боже, Майлз, я ведь не убил ее? Ну?!
— Док сказал, что у нее сотрясение мозга.
— Ну, сотрясение мозга бывает и когда в футбол играешь, все проходит.
— Знаю. Но бывает и так, что, кажется, все прошло, а потом обмороки начинаются. Но даже если не говорить о сотрясении, у малышки сломан нос, порваны веки, так что надо сшивать, выбито несколько зубов, а рот, как кусок сырого мяса.
— Н-да… — протянул Роджер. — А как все это началось, не знаешь?
— Понятия не имею. Говорю же, ты, верно, спятил. Да, и вот еще что. Ни Милдред, ни Кора ничего не знают, но док мне сказал. Ты врезал ей в правую грудь, и это может плохо кончиться.
— То есть?
— От этого рак бывает.
— А если рак, что мне грозит?
— Роджер, я серьезно.
— И я серьезно, видит Бог. Просто спрашиваю.
— Да, но спрашиваешь так, будто не веришь, что это серьезно. Затеваешь спор. А я тебе говорю прямо, как есть, ничего не преувеличиваю.
— Знаю, Майлз, но ты не можешь винить меня за то, что я пытаюсь понять, что мне грозит. Мне приходилось слышать, что, бывает, шлюху изобьют, а потом сотенная решает дело.
— Минуту, — прервал его Майлз. — Заходите, Эльмира.
Женщина поставила поднос на низкий, с мраморной крышкой, стол и вышла из комнаты. Майлз сунул за воротник салфетку и, не отрываясь от тарелки и размахивая вилкой и ножом, продолжал говорить с набитым ртом.
— Сотенная, — передразнил он Роджера. — Это на десять долларов меньше, чем берет с меня Литтауэр за день. И так будет по меньшей мере две недели. Сотню за ту, что ты отделал и еще десятку за другую, она живет с ней. Тысяча четыреста и еще сто сорок. Выходит тысяча пятьсот сорок. И это только расходы на лечение, не учитывая того, сколько они потребуют за молчание. Шантаж.
— Ты совершенно не должен платить, Майлз, — запротестовал Роджер. — С какой стати? Ведь это моих рук дело.
— Это мой дом, и до определенной степени я чувствую себя виноватым, что позволил тебе напиться. К тому же я достаточно хорошо знаю состояние твоего счета, чтобы понять, сколько он продержится, если слизывать с него по сто десять долларов в день. На деньги наплевать, но мне не нравится, что ты споришь, когда я пытаюсь втолковать, что девчонка может загнуться. А если это произойдет, мне трудно отдать все до последнего, чтобы мы с тобой не угодили в тюрьму. Я хочу, чтобы ты это понял и хоть немного испугался. А если она не умрет? Что тогда? Вдруг надумает предъявить обвинение? Насилие, избиение, нанесение увечий, попытка убийства. Что, если у нее есть связи, о которых мы не знаем? Я сегодня почти не спал, так и сяк прокручивал ситуацию. Есть еще Берт Ботли. Надо ему сделать подарок, хороший подарок. При обычном положении дел я могу доставить ему немало неприятностей, и он это знает. Но сейчас мяч на нашей стороне. Он знает, что они были с нами, и выступит свидетелем на их стороне, если не сделать ему хорошего подарка. Теперь Фриц Готтлиб. Этот ублюдок с поросячьими глазками подтвердит, что ты был пьян и вел себя очень шумно. Думаешь, ему понравилось, что ты пролил кофе и поднял крик на весь ресторан? Я видел, какой взгляд он бросил в нашу сторону. А ведь есть еще и соседи, которые наверняка слышали крики, надо жить в соседнем графстве, чтобы их не услышать. И Эльмира. Она всегда молчит, но, уверяю тебя, на Библии лгать не будет.
