– Ваши извинения ещё хуже вины…
– Я отдам вам сведения о скрижали, а взамен вы сообщите мне другие сведения: полный договор между пашой и султаном, включительно секретную часть.
– Но нас вовсе не интересует ваш камень, – благородство его лица и жестов ничем не нарушалось.
У меня пересохло во рту, но выхода не было, я продолжал загибать углы.
– Да, вам нужна точная надпись на нём, – я попытался уловить в его глазах изменение, но безуспешно, – и она у меня имеется при себе… – ещё раз я взял паузу для глотка кофе – и вновь без пользы, – однако, зная, что я могу вас обмануть, вы посчитаете нужным сличить её с оригиналом.
Он поднёс к губам свою чашку и отхлебнул самую малость. Он раздумывал. Первое же раскушенное печенье принесло мне карточку с рисунком улитки. Словно бы чудесным образом на столе появились разнообразные раковины, как земные, так и дары Средиземного моря.
– Не беспокойтесь, – сказал он, кивнув на печенье, – это род меню. Но не только. Это ещё повод к размышлению. О чём вы подумали, глядя на неё?
– О вас. Вы – как та улитка, которая по мере взрастания окружает себя всё новыми витками лабиринта.
– Браво! – воскликнул он, подавая мне щипцы и кривую однозубую вилку. – Но суждение ваше чрезмерно поверхностно. Хотя и оно приемлемо для первого… этажа рассуждений. Позвольте, пример. Вы на балу и интересуетесь одной особой. Первый ярус – ваш взгляд на неё в попытке прозреть её отношение к вам. Но второй – обозрение других мужчин, ищущих её взгляда. Зная соперников, вы можете точнее оценить ваши шансы и предпринять упредительные интриги.
– Но и я не венец, ибо на ярусе третьем находится некто, смотрящий на меня, глазеющего на соперников, дабы предупредить мою интригу и навязать свою.
– Чудесно! – вторично похвалил Себастьяни, раскалывая одну из скорлуп. – Вы раскрыли механизм современной дипломатии: пока великие державы всеми силами стараются удержать всех претендентов на руку прекрасной дамы за карточным столом, с ней уезжает первый встречный проходимец-гусар. То есть пока Франция и Англия бились у Трафальгара, дабы погасить страсть друг друга к Египту, его захватил заезжий Мегемет Али, отложившийся теперь от Порты окончательно. Итак, мы разгрызли половину сущности это маленького виноградного поедателя.
– Какова же другая половина?
– Для этого не поленимся взобраться на этаж четвёртый, символический. В Вавилоне улитка означала плодородие, во Франции лень, у буддистов Индии терпение, а у аравитян сомнение. Здесь, в Египте, она означает вечность. Вас не пугает такой разброд?
– Всё это лишь тени одной сущности, и ни одна из теней не лжёт. Важно лишь, откуда светит луч. Скажете, я не прав?
– Правы, разумеется. Но мы не станем сейчас вдаваться в подробности политического толка, ибо и без нас там толчётся бездна никчёмных бездельников и, увы, нас с вами причисляют к их числу. Но вспомните пример с балом. Вы прервали меня на том, что предположили существование на третьем этаже ещё одного соперника, играющего в ту же игру. Но я хотел привести пример иной. Представьте, что на балу присутствует некто, кого вовсе не занимает дама, но интересует то, как можно использовать её красоту, вашу подозрительность и страсти ваших соперников для достижения иной цели. Все – все, а не только Беранже – куклы, ликующие от свободы рук и ног, и забывшие, что к шеям привязана самая прочная нить.
– Если смотреть на вашу жизнь, то многие поступки в политике и военном деле останутся необъяснимы, если не предположить того, что главная ваша деятельность, подчинившая остальные, направлена на цели тайного ордена, а не против России или Англии. То, что кажется нам действиями в русле или против течения нашей политики, всего лишь временное совпадение путей, но не конечных целей. Ответьте мне на последний вопрос, и я покину вас, признав своё поражение. Нити или – шестерни? – Он чуть склонил голову набок, побуждая меня продолжить, но я не спешил, наслаждаясь минутой преходящего превосходства. – Вы только что нарисовали две картины. На первой правитель Египта, не смирившись с уготованной ему великими державами ролью пешки, повернул вспять свою шестерню – и вот уже видим мы послов, министров, и… вас, господин Себастьяни, воспринявших его движение и поступившимися своими коловращениями, так что все, кажется отыграли по ходу назад. Другая ваша мизансцена рисует марионеток, которые беспомощно машут руками, не в силах послать сигнала кукловоду. Может, вы проговорились невольно, но это наводит меня на мысль, что вы пребываете в сомнениях, как устроен этот мир, и может ли человек заставить ангелов твёрдо исполнять его волю. Итак, я делаю вывод: вы нуждаетесь в моём камне, чтобы проверить это. А то как бы весь ваш труд не утратил смысла.
Себастьяни улыбнулся, встал, ключом открыл скрытую гардиной дверцу и скользнул туда. Спустя минуту он поставил между нами шкатулку. Некоторое время мы продолжали трапезу и даже провозгласили заздравную – прохладное Кло де Руа его было прекрасно. Под распахнутой им крышкой лежала изготовленная Артамоновым подделка, я взял её в руки, и по царапине, сделанной мною, определил в ней ту самую, которую отдал в Константинополе Этьену Голуа.
– Вы подсунете мне фальшивый камень без заглавного знака, а я вам договор без единственной существенной главы.
Это была победа, хоть я и не продвинулся к своей цели. Словно обретя крылья, я осторожно повёл беседу далее. Себастьяни не мог более откровенно подтвердить свою осведомлённость в главном, теперь мне нужно было заполучить то, что не слишком нужно ему, в обмен на то, что тяготило меня, но представить дело так, что я уступаю ему свои редуты после долгого сопротивления. Но я уже не сомневался, что мне удастся склонить его к размену. Его старость была ему обузой. В глазах его я прочитал страстное желание не откладывать грядущим поколениям то, что он мог вызнать лично.
– Не скрою, я имею возможность заполучить этот договор и из других рук, а граф Орлов и подавно – даже не покидая Константинополя. От успеха моей миссии в отношении договора зависит лишь личная моя карьера, но не действия правительства. С другой стороны, что теряет каждый из нас? Я не потеряю многого, дав вам оригинал скрижали, ибо сила простой бумажной копии равна с ним. Совершенно так же дав мне копию договора, вы не утратите своей. Всё равно, что нам обменяться кинжалами хорошей работы. – Я отметил чуть растянутые губы собеседника как удовлетворённость. – Я не отдам вам камня, ибо у меня его нет, но сообщу место его нахождения, владеющую им персону и даже сопровожу письмом к нему.
– Письмо, конечно, лишнее, – рассмеялся он хитро. – А известно ли вам, что настоящих камней множество?
– Да.
– Не по Арачинским ли болотам они разбросаны?
– Это так. Но туда добраться вам непросто.
– Конечно, – согласился Себастьяни, отклонившись, – сейчас это невозможно. Обстоятельства могут измениться, но сейчас – это совершенно невозможно. Все деликатные попытки наши провалились. И вы один из тех, кто повинен в том. Невольно – иначе не беседовать бы нам.
