– Представьте, обводной канал, шириною сажени три, доселе наполнен водою; во многих местах сбереглись каменные крыльца, сходившие в канал. Все четыре рамы полуострова были уставлены статуями из чёрного порфира, изображавшими в настоящий рост сидящую богиню Нейт, с львиною головою… Из всех этих статуй, поверженных и разбитых, я нашёл только одну уцелевшую, и решился приобрести её и перевезти на родной север. Почти перед самым отплытием моим из Монфалута, прибыл туда Французский генеральный консул Мимо. Я довольно коротко ознакомился с этим любезным учёным человеком в Каире; он предупредил меня посещением, и мы провели с ним целый вечер вместе. Как страстный археолог, он не уставал расспрашивать меня со всею подробностью о виденных мною древностях, и о тех, которые можно приобрести, и поздравлял меня с приобретением в Карнаке статуи богини Нейт; я указал ему на пограничную колонну между Египтом и Нубией и на иероглифическую таблицу острова Битче. Тут мой весёлый собеседник спросил меня, видел ли я отрывок генеалогической таблицы Фараонов в Абидусе и можно ли его отторгнуть от стены? Я горячо вступился за остатки Абидуса, и без того уже столь малые; он мне стал указывать на мою богиню Нейт; я отвечал, что однако я не ломал стен, подобно Шампольону, и как он сам намеревается делать – стращал нареканием, которое понёс в Афинах Лорд Елджин, называл его даже Верресом и между тем сказал, что это приобретение не так трудно, потому что памятники Абидусские состоят из камней известкового кряжа, а не из гранита, как в Фивах; это его чрезвычайно утешило, и я должен был заранее оплакать судьбу престольного города Мемнонов за весёлым ужином, после которого мы расстались.
Безмолвно взирая на удивительного человека этого, я испытывал чувства противоречивые, словно ветер пустыни дул против морских волн, и утлый чёлн моих сомнений никак не мог пристать к берегу решения. Статный красавец, лет на десять старше меня, походил он на диковинное оружие – старинное, но заряженное, и готовое выстрелить в любую минуту и в любом направлении. Светский лев, даже ликом неуловимо напоминавший царя зверей, пользовавшийся необычайным успехом прекрасного пола, доблестный командир и страстный собиратель инкунабул, он мог при желании долго водить за нос такого как я. С багажом своего опыта рядом с ним казался я себе изнеженным и невежественным юнцом. За время, пока он объезжал, запутывая следы, Нубию и Судан, Прохор приготовил мне целый доклад, из которого выяснил я, что Норов знает более дюжины языков, в числе коих есть и древнееврейский, и первым среди русских освоил чтение египетских иероглифов. А истинное чудо его, библиотека, содержит более 15000 томов, среди которых немало книг первопечатных лет Европы. Если и отправлять кого-то с целью завладеть ещё одной рукописью, то лучшего гонца не сыскать на всём белом свете.
Но понимает ли сам он, чему и кому служит? Каковы полномочия его? С чем прибыл он? И от кого? Все эти вопросы нуждались в ответах. От них зависело будущее моё счастье или разочарование. Если приехал он просить чего-то и взамен предложить награду – это одно, если станет требовать, угрожая, у меня и тут найдётся ответ.
– А вот, представьте, курьёзный случай. Самое пламенное, своевольное воображение не создаст места более фантастического, как остров Филе. Чтобы достойно описать его, надобно заимствовать краски у Ариоста и Данте. Рассвирепевший Нил, сломив гранитные преграды, набросал здесь, в хаотическом беспорядке, скалы, одну огромнее другой. Пространнейшие, образуют два острова. Первый из них, Филе, оттенённый роскошною зеленью, увенчан всею важностью пирамидального зодчества Египетского, слитою с привлекательною красотою Римского. Со вступлением на крутой берег, представляется вам прелестное здание: четверосторонний перистиль, высотою в шесть сажень, украшенный в ширину четырьмя, а в длину пятью колоннами, соединёнными снизу, до трети их вышины, простенками. На капителях утверждены очень высокие абаки или четверосторонние подпоры, на которых лежит архитрав. Но, как велико было моё удивление, – тут он полез за пазуху и в восторге извлёк тетрадь, в которой споро отыскал нужную страницу, – когда, подойдя к дверям этого прекрасного здания, я прочёл глубоко врезанную надпись: ALEXANDER I PER XXV. ANN. CVM GLORIA ET FELICITATE RVSS. IMPERAVIT. То есть: «Александр I со славою и благополучием царствовал над россиянами 25 лет». Как сладостно для русского найти отголосок в память благословенного монарха своего, даже на пределах Нубии!
Лишь только достигли мы края дна неглубокой лагуны, как лучи его расплескались по иссушенной равнине на вёрсты вокруг. Медленным шагом пустили мы лошадей, словно опасаясь ступать по усеянной костями поверхности. К удивлению моему, Норов воспринял это спокойно и даже объяснил, откуда взялись останки, напомнив рассказ араба Массуди о том, что пространство, занимаемое ныне этим озером, было некогда плодороднейшим и богатейшим, на нём произрастали сады, пальмовые леса и виноградники, и всё покрыто было селениями. Но море, наступая на берег, прорвало узкую косу и затопило равнину. Тогда жители сотворили из него кладбище, навалив три огромных кучи трупов и костей.
– Я читал Массуди, – услышал я свой хриплый голос, показавшийся чрезмерно громким в окружавшей нас сверкающей тишине. – Но он не объяснил, откуда они взяли вдруг сразу три горы мертвецов. Раскопали кладбища? И зачем весь сей труд?
– А вы как видите? – поспешил вопросить он.
Я остановил коня и повернулся к Норову лицом, словно бы лишь для удобства отпустить поводья и пошире развести руки. В осторожной, с полным набором фигур, игре против него я бы проиграл непременно. Посему каждую мою пешку следовало мне скорее разменять на его.
– Здесь проходило сражение. Только большие битвы могут породить горы мёртвых тел.
Голос его ничуть не изменился, но он не смог скрыть искры интереса, молнией вспыхнувшей в его глазах.
– Кто же сражался здесь – и с кем? – спросил он, но не сразу, как сделал бы любой простой любитель. Мне показалось, что внутри него тоже происходит какая-то внутренняя борьба.
Мы снова двинулись вглубь озера, туда, откуда я давно извлёк ценные находки, и где наши лошади могли скорее устать из-за неверного грунта.
– Битвы Фараонов на суше и на водах имеют здесь совершенно характер Библейский, и вы найдёте в картинах Фивских олицетворённые комментарии на битвы, описанные в Ветхом Завете. «Слышите ль удары бичей и стук колёс и коней ржание и колесницы скачут». «Идёт всадник с пламенным мечом и с мелькающим копьём. Убитых множество! и груды трупов! и нет конца телам! Спотыкаются о трупы их!»
– Всё же эта лагуна – место особенное, Алексей Петрович, – кивнув, сказал он, едва ли уловив мою иронию.
– Не вы ли проплыли половину Нила и говорите о Мензале, как о месте особенном? – подначил я.
Мы нередко останавливали коней, и с помощью молчаливого и угрюмого слуги своего Норов спускался, чтобы самому взять в руки какой-либо предмет, не брезгуя и костями. Не единожды он сетовал, что не захватил с собой мотыги или заступа – так хотелось ему самому распотрошить некоторые места. Я не стал говорить, что позаботился о том, чтобы с нами не имелось никакого инструмента – случайные находки его были мне ни к чему, показывать этому человеку более некоторых безобидных местечек я не собирался. Всякий раз, завидя за полверсты кучку моих копателей, он порывался немедленно двинуться к ним, но и тут удавалось мне отговорить его утверждением, что главные находки уже у меня на берегу. Тут я не лгал, но и не говорил ту правду, что показывать их ему я не намерен. Во всяком случае, Прохор тщательно отбирал в эти самые минуты те из них, кои почитал я вполне безопасными для демонстрации, прочие же прятались среди разного скарба и хлама. Только вот какими объяснениями сопровождать те предметы – предстояло мне выяснить не позднее сего утра, ибо совершенно разными должны быть они для вольного – и для невольного посланца ордена.
