Как странно, что он вдруг это вспомнил! Здесь, в Петле, прошлое забывалось еще прочнее, чем в Корректоре.
Почему он вспомнил бабушку? Это что-то значило? Может быть, и правда, что человек перед смертью вспоминает всю свою жизнь?
Вот и он вспомнил. Хотя что там особенно вспоминать – подумаешь, всего каких-то пятнадцать лет прожито!
Неужели он сегодня умрет?!
Он, Данила Макаров?!
«Господи, спаси меня, и я…»
Данила угрюмо усмехнулся, сообразив, что пообещать-то Богу в обмен на спасение ему решительно нечего.
«Спаси меня, и я всегда буду хорошо себя вести!» – сказал бы он раньше, еще когда жил дома и проводил лето у бабушки в деревне. Но то время давно, давно миновало, а на память о детстве и бабушке не осталось ничего. А здесь, в Петле, он и так «ведет себя хорошо»: дикого мяса не ест, воды сырой не пьет, а в лесу скорее предпочтет умереть от голода, чем сорвать хоть яблочко-дичок с дерева или малинку с куста – ведь все отравлено ненавистью к людям.
Не будешь себя «хорошо вести» – погибнешь страшной смертью. Или обратишься в такое… в такое… никакого воображения не хватит, чтобы это представить!
Нечего, нечего пообещать Богу, нечего Даниле отдать взамен спасения…
«Господи, спаси меня, и я опять буду добровольно уходить с вживителями в лес, искать всех этих жеребят, щенят, телят и котят, чтобы они, как их пращуры в незапамятные времена, верно служили людям – тем, кто еще остался, кто еще выживает на Земле! – чтобы помогали нам вернуть утраченную власть над природой. Господи, спаси меня!..»
Странно, что никто из его здешних знакомых никогда не молится, вдруг подумал Данила. У него тоже такой потребности не было.
И только сейчас, когда смерть ему, можно сказать, в глаза заглянула…
Неужели это все? Неужели осталось несколько мгновений – и конец?
Ну что ж… Рано или поздно смерть настигает всех!
Но это неважно.
В Петле думаешь только о будущем.
И даже не о своем!
О том, чтобы для человечества оно не стало таким страшным, каким сделали его Данила, Адам, Джен, Стюарт, Лина и все другие – те, кто еще оставался в Корректоре и кого туда еще привезут!
Ладно, сейчас не до тоски и не до пафосных мыслей.
Надо спешить к реке. Но если у воды заметны следы аквазавров, напоминающие черные разводы тины, то Данила останется на берегу – ждать птицеглавых.
Только бы успеть утопить сумку с вживителями! Шурка все же успел…
Но если Даниле повезет, он успеет еще и утопиться сам.
Ну! Еще не время сдаваться! Еще немного, немного!
* * *
– Где Лина? – спросила назавтра Лёлька.
Стюарт пожал плечами.
– Нет, ты знаешь! – настаивала Лёлька. – Ты тут все про всех знаешь!
– Не все и не про всех, – буркнул Стюарт. – И, честное слово, я даже не представляю, где теперь Лина.
– Может быть, залезла в петлю? – еле сдерживаясь, чтобы не заплакать, прошептала Лёлька. – Может быть, она тоже покончила с собой, как Адам, в комнате которого я живу?
– Ты что, думаешь, залезть в Петлю – это значит покончить с собой?! – хихикнул Стюарт.
– Ну да, – растерянно кивнула Лёлька. – Я так думала…
– И ты, конечно, представляешь себе всех повешенными? – веселился Стюарт. – Петля – значит, петля на шею? Типа, виселица такая?
– Ну да, – снова кивнула Лёлька. – Я думала, она находится где-то на четвертом этаже.
– Четвертого этажа в этом здании нет, – развел руками Стюарт. – Выше только небо… Ты что, не обратила внимания, когда подъезжала? Не смотрела, куда тебя везут?
– Да какая разница, смотрела я или нет, если меня все равно привезли не туда, куда я собиралась, – усмехнулась Лёлька. – Думала, санаторий, оказалось – Корректор.
– Да уж, – согласился Стюарт. – Мы все собирались не сюда, сюда мы уж точно не собирались! Ну так вот, слушай. Петля – это наш единственный шанс выжить. И не только наш!
– А чей еще? – удивилась Лёлька.
– Как минимум всего человечества! – засмеялся Стюарт.
– Ты шутишь, да? – слабо улыбнулась Лёлька. – Какие-то шутки у тебя…
Она хотела сказать «дурацкие», но побоялась обидеть Стюарта и в последний момент поправилась:
– Какие-то шутки у тебя… слишком уж глобальные…
– Глобальные, это верно, – согласился Стюарт. – Шутки?.. Хочешь считать это шутками – считай. Это неважно! Сейчас куда важней то, что Лины нет. Если ей был внезапный Сигнал, значит, она влезла в Петлю. Такое бывает… Так с Адамом было, например. Сигнал звучит до окончания курса. И надо отправляться, несмотря ни на что…
– Так в петлю отправляются или лезут?! – допытывалась Лёлька.
– У каждого своя Петля, и каждый добирается до нее по-своему! Идет, летит, лезет, едет, проваливается…
– Проваливается?! – ужаснулась Лёлька.
Стюарт закатил глаза:
– Ну ты зануда! Сама узнаешь, когда время придет. Меня сейчас гораздо больше интересует, что случилось с Линой… Это еще ничего, если ей был Сигнал. А вот если она все же зашла в дверь, откуда пахнет мороженым с карамелью…
– Ты про дверь на первом этаже? – уточнила Лёлька. – Но Лине там пахло копченой салакой!
– Да, точно, – кивнул Стюарт. – Мне – мороженым с карамелью… Да это не важно, чем пахло! Главное, что этот запах зовет нас обратно. В нашу прошлую жизнь. Домой… Понимаешь, отсюда у нас только два выхода. Мы можем или полезть в Петлю, или… войти в ту дверь на первом этаже. Оттуда исходит не просто запах, который нас манит. Это такое испытание – не поддаться зову прошлой жизни. Конечно, там на двери надпись: «Вход строго запрещен!» Но она не всегда видна…
– Да ты что?! – изумленно перебила Лёлька. – А я думала – я одна такая слепошарая, что не видела ее.
– Да, надпись видна не всегда, – повторил Стюарт. – Это проверка – помним ли мы, из-за чего находимся здесь? Помним ли, что от нас зависит? Помним ли, что открывать дверь нельзя ни в коем случае? В основном все помнят, поэтому никто даже не думает о побеге, как бы ни манила нас та дверь. Но вот Лина…
Он тяжело вздохнул.
– Но я-то не знаю, почему я здесь, – уныло прошептала Лёлька. – Я не помню…
– Ничего! – уверенно сказал Стюарт. – Обязательно вспомнишь. А пока достаточно того, что ты знаешь: в эту дверь входить запрещено, как бы ни хотелось.
– Да что же там? Что?! – вскричала Лёлька.
– Откуда я знаю? – пожал плечами Стюарт. – Если бы я ту дверь открыл, меня бы тут уже не было. Но если Лина нарушила запрет, значит… Значит, неизвестно, где она. Неведомо, куда ее могло занести! Может быть, она уже погибла. Может быть… может быть, стала нашим врагом. Ноубоди знает!
