Так и случилось… Духи подсказали мне, что Улэкэн в опасности, и я следил за экспедицией.
Когда Улэкэн начала тонуть, я ударил в свой бубен и созвал всех предков: своих – медведей – и ее – воронов. Предки собрались и стали просить Мукэ Эндурни, хозяина воды, которому повинуется даже великий Мангбу, Амур, – стали просить спасти Улэкэн. И волны вынесли ее на берег – так далеко от того места, где она вошла в воду, что люди ее не нашли.
Но я тоже был далеко… И пока я спешил к ней, чья-то душа, которая самовольно отправилась в Буни, забрала с собой душу Улэкэн.
Поверь – если бы я мог, я вернул бы ее к жизни! Но ее душа была спрятана так, что даже харги не знал об этом. Я ходил в Буни, искал ее, но не нашел!
Харги помог мне проникнуть в могилу и забрать из гроба вещи Улэкэн. Я думал, душа вернется, если на тело надеть прежние одежды. Это старинная шаманская тайна. Но нет…
Иногда тело Улэкэн поднималось и бродило по таежным тропам. Иногда, призвав на помощь духов-сэвенов, я проникал в ее мысли – и так узнал, кто такой Солгин и на что он способен. Но тело без души – это мертвое тело. А душа без тела – всего лишь призрак…
Поверь, я отдал бы жизнь, чтобы вернуть к жизни мою младшую сестру! Однако я ничего не смог сделать. Но ты… Это правда, что ты видел душу Улэкэн в Буни? Где она теперь?
– Я не знаю, – наконец смог выговорить Никита. – Она улетела от меня.
– Но в свое тело душа так и не вернулась, – вздохнул Дегдэ. – Значит, она до сих пор скитается в Буни, ищет дорогу назад, но не может найти.
– Я готов пойти туда и поискать ее, – прохрипел Никита. – Я ведь шаман…
– Нет, – покачал головой Дегдэ. – За пропавшей душой можно прийти только раз… А я уже приходил за ней.
– Значит, что? – пробормотал Никита.
Дегдэ вздохнул, словно не знал, что ответить.
Конечно, он знал. И Никита знал его ответ – этот страшный, безнадежный ответ…
– Положите ее, – попросил он, и Дегдэ опустил тело Улэкэн на траву.
Тигренок немедленно подошел и плюхнулся, привалившись к ее боку словно котенок.
Наверное, он подумал, что это его мама вернулась.
Но это была мама Никиты. И она не вернулась.
И что, никогда-никогда не вернется?!
Никита сел рядом, осторожно поглаживая ее черные волосы.
– Мама, – прошептал он, – мамочка, проснись пожалуйста, а?
Тишина. Вечный сон…
Она уснула и не проснется.
Пусть же спит спокойно.
– Гаки, намо́чи горо! – пропел Никита дрожащим голосом ту любимую колыбельную, которую когда-то пела ему мама. Ну вот… теперь он споет эту песенку ей. На прощание. – Гиагда горо, чадоа!..
Что-то легко прошелестело в вышине.
Бабочка, похожая на женщину с длинными волосами, спорхнула с ветвей Омиа-мони, коснулась крыльями губ Улэкэн – и исчезла.
Губы разомкнулись.
Улэкэн вздохнула и открыла глаза.
* * *
Никиту разбудил звонок.
Машинально пошарил рядом, сначала пытаясь прихлопнуть будильник, потом выключить мобильник.
Наконец дошло, что напрасно старается: звонили-то в дверь.
Дернул за цепочку бра.
Вспыхнул свет.
Как всегда, прежде всего Никита увидел мамино лицо, смотревшее на него с фотографии. И сонно улыбнулся в ответ на мамину улыбку.
Звонок раздался снова.
Что такое? Может быть, это папа?
Да нет, он должен прийти с работы только утром, а сейчас вон какая темнотища за окном!
К тому же у отца есть ключ.
Может, он его забыл?
Хотя папа никогда ничего не забывает…
На часах половина первого. Наверное, кто-то из соседей по ошибке позвонил не в свою квартиру.
Никита встал с дивана – и покачал головой, сам себя ругая. Заснул-то не в постели, не переодевшись на ночь! Как был в джинсах, футболке и толстовке от спортивного костюма, так и скорчился под пледом. А около дивана валяются кроссовки.
По идее, здесь должны валяться тапки, а кроссовкам место вообще в прихожей!
Да ладно…
Никита сунул ноги в кроссовки, ломая задники, что, конечно, строго запрещалось делать, и, немножко дрожа от сонного озноба, потащился к входной двери.
– Кто там?
– Никита, это я, – послышался мамин голос. – Ключ потеряла, представляешь?!
Мама?!
Никита остолбенел.
Там, за дверью, мама? Живая мама?
Так значит, все это был сон? Только сон?!
– Никита, – сердито сказал мамин голос, – ты что, забыл про меня? Или лег поспать на половичке под дверью?
Никита кинулся открывать:
– Мама! Ты вернулась! Ты же собиралась только в понедельник приехать…
– Ты что, не рад? – перебила Улэкэн, прижимая к себе сына. От нее пахло ветром, тайгой, дымом костра – от нее всегда так пахло, когда она возвращалась из своих этнографических экспедиций. – А папа очень обрадовался, когда я ему позвонила! Сказал, что постарается сбежать с работы пораньше.
– Я рад, – пробормотал Никита, таращась на нее и втаскивая с лестничной площадки огромный рюкзак. – Ты что, я очень рад!!! Я просто еще… не проснулся.
– Вижу-вижу! – засмеялась Улэкэн. – Пользуешься полной бесконтрольностью, да? – Она дернула его за полу толстовки. – А кроссовки-то… ужас! Ладно, быстро сними их и надень тапки. Переоденься в пижаму и иди досыпать. Я – в ванну, а то прокоптилась вся у костров. Толком утром поговорим.
– Интересно было? – спросил Никита, снова обнимая ее.
– Еще бы! – сказала Улэкэн. – Знаешь, мы нашли в тайге тигренка. Наверное, мать его погибла… Почему-то он решил, что я его мама, все ко мне прижимался. Мы вызвали охотоведов, и они буквально на днях доставят его в наш зоопарк. Обязательно сходим на него посмотреть!
– Тигренка? – пробормотал Никита. – Лучше бы ты его домой привезла.
– Ну уж нет, это не игрушка! – покачала головой Улэкэн. – Но зато я тебе потрясающий сувенир привезла. Очень редкая вещь, очень старинная.
Она расстегнула боковой карман рюкзака и вытащила потертую медвежью лапу с пятью растопыренными когтями.
Никита покачнулся.
– Знаешь, что это такое? – начала мама. – Это…
– Это май – волшебная медвежья лапа, – перебил Никита. – В таких лапах живут сиулиэ.
– Что?! – изумленно воскликнула мама. – Откуда ты знаешь про сиулиэ?! Словарь Сулунгу Оненко читал? Молодец!
– Я… видел сон, – опуская глаза, объяснил Никита. – Сон про сиулиэ и про Омиа-мони. Слышала про такое дерево?
