Я еще немного продвинулся. Ручей уходил вправо, я аккуратно заглянул за поворот.
Небольшая отмель или островок, намытый течением. На островке лежала рыбина. Не налим, а… не знаю, в рыбьих породах я не очень, возможно голавль. Явно, что этот голавль водился не в ручье, явно его притащили из реки. Выдра, наверное. Днем сидит в ручье, а по вечерам выбирается на охоту в реку. Хотя как выдра могла вытащить такую огромную рыбу? Рыба на самом деле немалая, не знал, что в Соти до сих пор такие водятся, речной монстр настоящий, метра полтора. Рыба валялась на спине, брюхом вверх.
Пожалуй, выдра не смогла бы притащить такую здоровенную из реки – значит, бобер. Или бобр, жестокая водная крыса… Бобры вегетарианцы, я вспомнил это совершенно точно, поскольку видел соответствующую передачу. Бобры жрут березу и не жрут рыбу. Опять же, вряд ли этот бобр убил эту рыбину в целях самообороны.
Кто-то притащил…
Бульк опять. Рыба поползла в воду. То есть ее потянули. Охотник. Я сделал еще несколько шагов. Сначала мне показалось, что это осьминог. Вокруг головы рыбины шевелился синеватый клубок, точно синяя леска, вернее сеть. Нити, они окружали голову, впивались в кожу, в мясо и волокли.
Рыба вдруг шевельнула хвостом, а потом вдруг выгнулась и попробовала подскочить, и синие нити тут же опутали ее до половины. Голавль забился, но с каждым ударом хвоста нити все сильней врезались в него, проникая внутрь. Рыба успокоилась.
Я стоял и глядел, как рыба постепенно исчезает, опутанная этими волосами. Никакой не бобер, никакая не ондатра. Нитевик, такое название образовалось у меня в голове. Нитевик, точно.
Это выглядело отвратительно. Рыба шевелила хвостом и плавниками, а голова ее уже исчезла в шевелящемся облаке, одна часть ее была еще жива, а другая уже сожрана.
Октябрьский, конечно, странное место, и животные тут тоже… Что-то я не припомню, чтобы в наших реках водились вот такие медузы. Может…
Сверху упал камешек. Возможно, это был заблудившийся котенок. Он бродил по крутому берегу ручья и столкнул камень, камень упал и…
Рыба замерла, нитевик уставился на меня. У него отсутствовали глаза, но все равно уставился, и нити неожиданно жадно побежали ко мне, точно вдруг увидели добычу гораздо выгоднее и калорийнее рыбины.
Я сделал шаг назад. Вода тут же заполнилась движущейся синевой, быстрой и какой-то… осмысленной. Нити. Я вспомнил. Норвежский фильм «Паразит». Там моряк рыболовного сейнера падает за борт недалеко от Гренландии, заражается редким морским червем, который постепенно распространялся по организму, проникал в органы и в конце концов добрался до мозга, превратив рыбака в кровожадного зомби. Так вот, тот скандинавский паразит весьма и весьма напоминал этого самого нитевика.
Правда, тот фильм был фантастическим. А этот нет. То есть это вообще не было фильмом, это направлялось ко мне. И шустро.
Я шагнул назад. Дальше было как в том норвежском фильме – я споткнулся, упал в воду и ударился головой о корягу. Правда, там они бились затылками о мрачные скалы фьордов.
Падая, я потерял сознание. Коснувшись воды, я пришел в себя. Это длилось, наверное, полсекунды.
Очнувшись, я тут же вскочил на ноги. Вокруг не было никого, ни нитевика, ни рыбы. Была только Галка. Она стояла на песчаном островке, на том самом, где недавно лежала рыбина.
– Решил искупаться? – поинтересовалась Галка.
Я не ответил, осматривался по сторонам. Вода чистая, прозрачная. Хотя нет, чешуя – она лежала на дне, пошевеливаемая течением.
– Чего орал-то? – спросила Галка.
– Я?
– Ну не я же. Орал как ненормальный.
– Поскользнулся…
– Понятно.
Я потрогал затылок – шишка. Нечего о корягу биться, сам виноват. И вообще неприятно. А вдруг этот нитевик уже забрался мне под кожу, вдруг он распространяется по кровеносной системе и скоро, через минуту, попадет в мозг…
– Ты чего озираешься? – спросила Галка.
– Да тут все… Показалось, что пиявки.
– Не бойся, – успокоила Галка. – Вряд ли они успели к тебе присосаться. Когда я сюда прибежала, ты только-только упал.
– А где рыба? – спросил я.
– Какая еще рыба? Не было здесь никакой рыбы…
Ага, так, значит. Нитевик почувствовал, что кто-то появился, и быстренько утащил добычу в свою нору или еще куда, в потайную расщелину. Следовательно, вряд ли он успел оккупировать мой мозг. И потом, это все-таки фантастика…
– Тут нет никакой рыбы, – повторила Галка. – И вообще тебе, похоже, мерещится разное. То какая-то стрекоза, то рыба…
– Стрекоза была, – попытался поспорить я. – И рыба…
– Синий зуб, – перебила меня Галка. – Все просто. Мы отравились австралийским грибом и теперь во власти галлюцинаций. Тебе мерещатся синие стрекозы, мертвые рыбы и фиолетовые собаки.
– Собаки мне не мерещатся, – поправил я.
– Мертвые рыбы – это не к добру, – сказала Галка. – Мне кажется…
Котик провалился, вот уж действительно.
Галка опустила ладонь в ручей. И я за ней.
Вода изменилась. Вот только что она была не просто холодная, а почти ледяная, а теперь сделалась теплой. Конечно, не теплой, конечно же, это был всего-навсего эффект контраста, вода сделалась всего лишь чуть теплее, но все равно.
– Теперь точно надо уходить, – сказала она.
– Да почему? Вода же нагрелась вроде… И даже рыбы нет…
Но я почти сразу понял почему. Правую ногу начала сводить тугая судорога. Ясно. Контраст температур слишком резкий, такое часто происходит с пловцами. Конечно, тут не утонешь, но сидеть здесь, пока не отпустит, тоже приятного мало…
Ногу заклинило. Мышцы задеревенели и сжались, так что колено перестало сгибаться вообще, а нога сделалась точно чужая.
Галка пыталась мне помочь, но только мешала, к тому же вместе шагать по ручью оказалось неудобно – мы цеплялись за торчащие корни и то и дело едва не падали. Я представил, что случится, если судорогой прихватит еще и Галку, и велел ей выбираться к реке.
– Если еще ты застрянешь, вообще не выберемся, – сказал я. – Будем тут сидеть, пока совсем не околеем.
Галка, конечно же, отказалась, она, видите ли, не могла бросить друга в беде, пришлось хорошенько рявкнуть.
Но Галка отказалась и после этого, упрямая очень. Тогда я сказал:
– Иди. Я скоро. Есть один старый казацкий способ… помогает наверняка!
– Ну так используй твой способ! – почти крикнула Галка.
– Не могу, – помотал головой я.
– Почему?
– Этот способ неприличный, – сказал я. – То есть я не могу его использовать, пока ты тут!
– Да что это за способ-то?
