Света опять кивнула, и лыжники, как по команде, двинулись с места.
Вскинулся снег, опять выпуская лыжников.
Со стороны поляны послышались удивленные возгласы.
Вторая партия лыжников скрылась за кустами.
Последний раз взлетел снег. У еще больше углубившейся черты встал сухонький старичок с шапкой-петушком на голове. Он поудобней перехватил палки и мелко засеменил по взрыхленному снегу.
Блестевшие чернотой глаза Светы стали бледнеть, выцветать. Она глубоко вздохнула, коротко моргнув, и растворилась в ночи.
А поляна все больше оживала. Появление новых людей разогнало дремоту.
За суетой никто и не заметил исчезновения троих ребят.
Лес насторожился. Снова зашевелился снег. Фыркнул вставший на ноги конь. Призрак поправил ноги в стременах, поднял голову. Вокруг царили радость, удивление, восторг.
Всадник недовольно дернул поводом, заставляя коня идти вперед. Все это было не то. Ему нужны были страх, ненависть, трепет. Ему нужны были отрицательные эмоции.
Сашка шел с края от лыжни, вспарывая сапогами снег. Миша, мелко подскакивая, бежал рядом. Идти ему никуда не хотелось, но и возвращаться одному было как-то боязно. Поэтому он шел вперед, втайне надеясь, что их прогулка ничем плохим не закончится.
– Найдешь ты их, что дальше? – не унималась Павлова, стараясь не отставать от одноклассников. – Они же наскакивать начнут.
– Не начнут, – Сашка с разбега запрыгнул на высокий сугроб. – Они нападают, когда их боятся. А мы сейчас сходим к той тропе, откуда они появились, найдем их и пошлем обратно. Как Рыжик говорил, так и сделаем.
– И тебе совсем не страшно? – Настя в очередной раз шмыгнула носом.
– Слушай, Павлова, – остановился Токаев. – Если ты такая пугливая, топай обратно. Мы тебя не звали. Правда, Рыба?
– Угу, – кивнул Миша, сосредоточенно глядя себе под ноги.
Настя обиженно засопела, отстала на несколько шагов и снова пошла дальше.
«Ага, не дождетесь! – злорадно подумала она. – Так я от вас и отстала! Держи карман шире! Фигушки! Вместе дойдем. Тут и бояться нечего. Лошади какие-то… Видела я этих лошадей! Ничего в них страшного нет».
Настя прибавила ходу, стараясь догнать ушедших вперед ребят. Она не смотрела по сторонам, чтобы не увидеть чего-нибудь лишнего. Поэтому пикирующую на нее птицу она заметила в последний момент.
Черная тень стремительно приблизилась к ней. Прежде чем споткнуться и растянуться на тропинке, Павлова успела рассмотреть огромный, светящийся в темноте желтый глаз.
Птица, гулко хлопая крыльями, полетела прочь. Настя осторожно подняла голову. Ребята, только что топавшие в двух шагах от нее, скрылись за поворотом. Вокруг стояла засасывающая тишина. Справа явственно послышался легкий хруст шагов. Кто-то бежал, мелко перебирая короткими лапками.
Павлова вскочила на четвереньки и нос к носу столкнулась с зайцем. Белый, пушистый, он сидел, сжавшись, тревожно водил влажным носом, косясь на Настю черными бусинками глаз. От неожиданности девочка открыла рот. Заяц был близко, очень близко, руку протянешь и коснешься теплого меха. Но шевелиться было боязно – вдруг заяц превратится во что-то страшное и укусит.
Зверек тоже не двигался, напряженно вглядываясь в Настю. Но вот он дернул головой, одно ухо встало торчком, он прислушался, а потом развернулся и поскакал прочь.
– Погоди! – в каком-то оцепенении прошептала Настя. – Постой!
Она поползла за зайцем. Ей очень захотелось еще раз как следует его рассмотреть, погладить по мягкой шерстке, подержать в руках. Но заяц убегал, смешно взбрыкивая задом. Делал он это неспешно, как будто зовя Настю за собой. Она и ползла за ним, ползла… пока заяц не исчез. Только что прыгал перед ней, мелькал белый хвостик. И вот уже никого перед Павловой нет.
Настя попятилась. Со всех сторон ее обступила темнота. Она почувствовала, как леденеют руки в промокших перчатках, как холодят ноги штаны, промокшие на коленках.
Павлова вскочила, завертелась на месте. Вокруг был лес. Темные стволы деревьев, хмурые елки.
Откуда она пришла?
Оттуда? – Там кусты, елки.
Оттуда? – Там сугробы, темные деревья.
Оттуда? – Там темнота, гудящий ветер.
«Только не бояться. Не бояться!» – начала уговаривать она сама себя. И тут же вспомнила общеклассную шутку, которую так любил рассказывать Паганель: «Попробуй хотя бы секунду не думать о белом зайце». А как о нем не думать, если он так навязчиво лезет в голову. Не секунду и не две, а постоянно! Так и страх, тонкой струйкой заползающий в душу. И ни скрыться от него, ни убежать.
Шарахнулась по веткам темная тень. Крупная птица, шурша крыльями, перелетела с дерева на дерево. Настя запрокинула голову, чтобы посмотреть на нее, и вдруг почувствовала, что заваливается на спину. Снег уходил из-под ног. Павлова опрокинулась навзничь. Падение было каким-то бесконечным. Она все летела, летела и не могла остановиться.
– Настя! – тихо позвал Миша. – Куда она делась?
Рыбкин с Токаевым стояли на просеке. Всю дорогу они слышали рядом с собой бормотания Павловой. Ее причитания так надоели ребятам, что они не заметили, как Настя от них отстала.
– Она где-то здесь, – прошептал Миша, вглядываясь в темные кусты. – Мы прошли всего-то ничего. Я точно помню, минуту назад она еще шла рядом со мной. – Он прислушался, а потом тихо позвал: – Настя! Выходи!
– Нам только не хватает потерять ее в зимнем лесу! – Сашка сделал несколько шагов назад. – Где мы ее будем искать?
– А если это всадники? – Миша опасливо оглянулся.
– Ерунда! – Чем дальше они шли, тем меньше Сашка помнил о черных призраках. Его сейчас больше интересовало, найдут ли они хоть что-нибудь там, куда идут. – Если бы это были всадники, мы бы их тоже увидели. Настя!
– Павлова! – гаркнул, осмелев, Рыбкин. По лесу прокатилось эхо – Не могла же она просто так отстать?
– Ей могло надоесть. – Сашка снова прислушался. – Может, она пошла обратно в лагерь?
– Так далеко одна? – засомневался Мишка. – Вряд ли.
– Ладно. – Токаев устал вслушиваться и вглядываться в непроницаемую темноту леса. – Давай дойдем до места, о котором рассказывали девчонки с конюшни, посмотрим, что там, а потом начнем искать Павлову. Не поворачивать же нам обратно, когда мы уже практически дошли!
Рыба молча пожал плечами. Ему казалось, что важнее найти неизвестно куда пропавшую Настю, чем снова идти вперед по темному лесу. Он засунул руки в карманы, соображая, что бы такое сказать неугомонному Токаеву. Правая рука наткнулась на шершавое железо.
Снова эта подкова!
Он вытащил ее из кармана. Сейчас подкова показалась ему слишком уж тяжелой. Или это он так сильно устал от бесполезной беготни по лесу?
