Именно эта ее серьезность подействовала на нас убеждающе, и мы все-таки осторожно, но сели на диван. И действительно – тот не взорвался. С ним ничего не случилось. Правда, диван сильно скрипел, но, по крайней мере, скрип не опасен для жизни.
Соня села на кресло и окинула каждого из нас внимательным взглядом.
В такой вот милой обстановке и начался разговор.
– Хотите чаю? – спросила Соня.
Я не поверил своим ушам.
– Чаю? – переспросил я.
– Да, чаю, – подтвердила Соня. – Но вам придется растопить печь.
– Фу, что за Средневековье, – поморщился Алик.
Соня улыбнулась:
– Ты, Алик, сам не знаешь, какую значимую вещь сказал.
Алик заметно занервничал, заерзал на диване, напрягся:
– А что я такого сказал?
– Ну, про печь.
– Не понимаю…
– А сейчас поймешь, не гони лошадей. Так чаю хотите?
– Не надо! – отказался Антон. – Я уверен, что он будет с ядом.
– Не будет. Я обещаю, – сказала Соня.
А я взял и поверил ей:
– Я буду чай. Показывай, как печь растапливать. Только что-то кухни в этом доме я не заметил.
– Пойдем покажу. – Соня встала с кресла и направилась в сторону кладовки.
– Не нравится мне это, – бормотал Антон, вставая с дивана и двигаясь следом за нами.
Мы дошли до кладовки и увидели еще одну дверь, которой прежде не было. Соня открыла ее, и мы оказались на такой же заиндевевшей кухне, как и весь дом.
Столы, стулья, а в углу – дровяная печь. Рядом с печью в ящике лежали поленья.
– Мама всегда говорила, что если в доме есть мужчина, то печь должен растапливать он, а если в доме, кроме женщины, никого нет, то огонь приходится ей разжигать, – промолвила Соня. – Мама уверяла, что лучше всего огонь может мужчина развести, огонь только мужчинам подчиняется, а над женщинами он смеется, – то за веник ухватится, то за одежду.
– Как интересно, – искренне произнес я.
Когда мы развели огонь, вскипятили воду и заварили чай, то вернулись в гостиную и расселись на прежние места. Сначала чай пили только мы с Соней. Вопреки предположению Антона, я не отравился. Тогда, глядя на меня, живого и невредимого, Антон с Аликом тоже налили себе по чашечке.
Сбылась моя мечта – я пил горячий сладкий чай.
– Дом умер сто лет назад, – обыденно сказала Соня. – Вы знаете, почему слышите этот бесконечный звук «з-з-з-з-з»?
– Нет!
– Я объясню. В момент его смерти как раз была повреждена электрическая проводка, и провода стали вот так вот жужжать. В момент появления дома все повторяется: и это «з-з-з-з-з», и сумасшедший снегопад, и… страшный холод в доме. В ту зиму было очень холодно. А летом в тот год мы перешли на паровое отопление, – со значением и гордостью сообщила Соня. – Что-то там с отоплением случилось, и дом моментально замерз. Я как раз тогда уже лежала… Растопить печь мы не могли, так как дом умер. Да и незачем уже было. Все повторяется. Раз в год – в ночь Нового года дом появляется на этом месте, а на рассвете исчезает…
– Но почему? – завопил Антон. – Почему?! Что тут такого случилось, из-за чего умер дом? Что?
Соня пожала плечами и просто промолвила:
– Я умерла. Я умерла в ночь на Новый год. Я болела, простудилась. У меня был жар. Меня не смогли спасти, и ночью я умерла. К тому времени мы с мамой жили вдвоем, без папы. Он служил в царской армии и погиб на дуэли. Мы были богаты. Смогли провести паровое отопление и электричество. И в ночь моей смерти оно почему-то сломалось… Сначала электричество, а потом отопление.
– Ты это уже говорила, – напомнил Алик.
– А, ну да… – несколько рассеянно произнесла Соня, погруженная в воспоминания вековой давности. – Я умерла. Как раз пробило без четверти двенадцать. У моей мамы больше никого не было, и она… она… она очень меня любила. Она всегда говорила, что если со мной что-то случится, то она тоже умрет… И она…
– Умерла? – подсказал я. Мой голос был отчего-то осипшим.
– Да, я тоже умерла, от горя, – раздалось за нашими спинами. Мы заорали как резаные и подскочили с дивана, расплескав на себя чай. За диваном стоял призрак худой женщины с усталым добрым лицом. Она подошла к Соне, стала рядом с креслом и опустила руки на плечи дочери. – Наверно, ночь на Новый год действительно имеет магическую силу. Моя дочь умерла. Я была убита горем. У меня сильно заболело сердце. Я, помню, подумала, что у нас есть все, кроме счастья. Дом, которому все завидовали, сад, но счастья нет!.. А потом – боль в сердце. И темнота. Очнулась я так же резко, как и потеряла сознание. Помню, что за окном сверкнула молния. Я еще подумала: какая молния зимой? Думаю, это была магия новогодней ночи, совмещенная с нашей бедой. Что-то в природе случилось. А дальше… а дальше я увидела, как дочь открывает глаза. Встает с постели. Но она была… прозрачная. Понимаете? Ее тело лежало неподвижно на постели, а душа поднялась и подошла ко мне. Я бросилась к дочери, но… пролетела сквозь нее! Это уже потом мы научились соединять души с телами, но тогда я испытала самый настоящий ужас – моя дочь рядом, но я не могу к ней прикоснуться. В момент моей смерти, в момент мыслей о том, что счастье не в богатстве, и умерло это богатство – наш дом. Мы втроем мертвы – я, дочь и дом. Мы – три призрака. Мы живем только в новогоднюю ночь. Каждая наша ночь – Новый год. Мы не знаем, обретем покой или так веки вечные будем скитаться по дому… Не знаем. Мы ничего не знаем! Мы умерли! Мы мертвы!
– Говорят, что в Новый год, что ни пожелается, все всегда произойдет, все всегда сбывается… – процитировал Алик строку из «Двенадцати месяцев».
– Что это? – спросила удивленно мать Сони.
– Да так… Один стишок… Ну что ж, мне все понятно. Вы пожелали, чтобы этого дома не было, и его нет, как и вас, – сделал тезис Алик. – Но одного никак не пойму – дом-то тут при чем? Он, на мой взгляд, тут совсем ни при чем.
– А по-моему, очень даже при чем, – заспорил Антон. – Они – богатая и уважаемая семья, а это значит – постоянная зависть окружающих. А зависть, как известно, имеет огромную силу. Поэтому перед смертью мама Сони и подумала, что во всех несчастьях именно зависть по поводу богатства, то есть дома, виновата. И, думаю, пожелала, чтобы этого вообще не было. И его не стало. Вот вам и «…все всегда произойдет, все всегда сбывается»!
– Да, мальчик, так все и было, – согласилась женщина, погладив дочку по голове. – Вы не обижайтесь на нас. Это мы морочили вас. Поймите, это… развлечение. Хоть так мы можем себя развеселить.
– Как это типично – привидения, которые над живыми людьми развлекаются из-за собственной несостоятельности, – фыркнул Алик.
Соня с матерью не обиделись. Они сказали:
– Извините. Вы можете идти.
