– Вот она, – проговорил Брэден.
Серафина заглянула сквозь решетку в зал Билтморской библиотеки. Стены библиотеки были украшены дубовыми панелями, с потолка свисали кованые медные лампы, мебель была обита бархатом. На полках тесно стояли тысячи книг.
– Пошли, – сказала Серафина и скользнула в отверстие воздуховода, расположенного на высоте девяти метров над полом.
Она оказалась на выступе узкого лепного карниза, который обрамлял сводчатый потолок, украшенный итальянской росписью – освещенные солнцем облака и крылатые ангелы. Девочка спустилась по книжным полкам в верхней части стены, словно по ступенькам лестницы, затем легко, как канатоходец, сбежала по кованым перилам, перепрыгнула с них на полку над камином из черного мрамора, а оттуда соскочила на пол, застеленный мягким персидским ковром, и приземлилась на ноги.
– Это было здорово, – с удовлетворением проговорила она.
– Говори только за себя, – откликнулся Брэден, который по-прежнему висел в девяти метрах над полом, цепляясь за верхнюю книжную полку с выражением глубокого ужаса на лице.
– Ты что там делаешь, Брэден? – растерянно прошептала Серафина. – Хватит дурачиться, слезай!
– Я не дурачусь, – ответил мальчик.
Тут она поняла, что он и вправду страшно напуган.
– Ставь левую ногу на полку прямо под собой, а потом продолжай спускаться, – проговорила Серафина.
Она внимательно следила за тем, как Брэден медленно, неуклюже карабкается вниз. Сначала выходило неплохо, но в самом конце он не удержался, сорвался, пролетел немного и неловко шлепнулся на пол. После чего глубоко, облегченно вздохнул.
– У тебя получилось, – жизнерадостно сказала Серафина, ободряюще коснувшись его плеча.
– Но все-таки в следующий раз давай войдем через нормальную дверь, ладно? – улыбнулся он.
Серафина тоже заулыбалась и кивнула. Ей понравилось, что Брэден уже думает про следующий раз.
Серафина огляделась вокруг. Девочка еще никогда не бывала в библиотеке днем, и ей сразу вспомнилось, как отец приносил в мастерскую книги, а она сидела над ними часами и с папашиной помощью проговаривала буквы, пока они не складывались в слова, предложения и мысли у нее в голове. Ей всегда было мало, и она часто продолжала читать уже после того, как папаша засыпал. За эти годы Серафина прочитала сотни книг, и каждая открывала для нее целый новый мир.
Серафина в очередной раз подивилась тому, что одна-единственная комната вмещает мысли и голоса тысяч писателей, – людей, которые жили в разные времена и в разных странах, которые рассказывали истории для сердца и ума, которые изучали древние цивилизации, виды растений и течения рек. По словам папаши, мистер Вандербильт интересовался всем на свете, и его считали одним из самых начитанных людей в Америке.
Серафина с любопытством разглядывала книги в кожаных переплетах, изысканные безделушки на столах, уютную мягкую мебель, и ей казалось, что она могла бы находиться здесь часами, исследуя, читая и отдыхая.
– Это собственные шахматы Наполеона Бонапарта, – сообщил Брэден, заметив, что девочка рассматривает резные фигурки из кости, расставленные ровными рядами на изящном прямоугольном столике.
Серафина не знала, кто такой Наполеон Бонапарт, но сразу представила, как будет здорово скидывать эти красивые фигурки со столика и смотреть, как они падают и раскатываются по полу.
– А это что? – спросила она, указывая на маленькую картину маслом в деревянной раме, стоящую на одном из столов среди прочих предметов. Картина потемнела и потрескалась от старости, и Серафина с трудом смогла разобрать, что на ней была нарисована пума, пробирающаяся через подлесок.
– Я думаю, это горнолев, – ответил Брэден, заглядывая ей через плечо.
– Кто?
– Дядя рассказывал, что много лет назад местные называли этого зверя «горный лев», но постепенно слова слились, и получилось «горнолев».
Пока Брэден говорил, Серафина склонилась над картиной, чтобы получше ее рассмотреть. Тень большой кошки на зелени куста показалась девочке странной и какой-то изломанной, немного похожей на человеческую. Неожиданно Серафине смутно припомнились обрывки здешней легенды, слышанной еще в глубоком детстве.
– А горнольвы – оборотни? – спросила она.
– Не знаю. Мой дядя купил картину в местном магазинчике. Тетя считает, что она страшная, и хочет ее выбросить, – ответил Брэден и потянул Серафину за собой. – Пойдем. Ты же хотела узнать, что означает русское слово. Давай посмотрим.
Он привел ее в самый дальний угол комнаты за большим медным глобусом.
– Иностранные языки вот здесь.
Брэнден принялся рассматривать корешки книг, проговаривая названия вслух, словно получал удовольствие от того, как они звучат:
– Арабский, болгарский, греческий, испанский, итальянский, кечуа, курдский, латынь, мэнский…
– Мне нравится это название, – вставила Серафина.
– Кажется, это один из диалектов кельтского, – ответил Брэден. Было очевидно, что дядя, свободно говорящий на восьми языках, многому его научил. В мире слов и книг Брэден чувствовал себя спокойно и уверенно, это была его стихия – в отличие от головокружительных прыжков по карнизам и стремительных полетов с потолка. Он продолжил: – Немецкий, норманнский, оджибва, польский, румынский… Вот он. Русский!
– Отлично. Теперь найди слово «а-тйетс».
– А как оно пишется?
– Кто его знает.
– Попробуем найти по звучанию… – Он начал листать страницы, пока не нашел то место, которое искал. – Нет, нету. – Попробовал снова. – Нет, здесь тоже нет. Ну-ка, скажи снова.
– А-тйетс, – сказала она. – Что-то вроде того.
– Сейчас еще попробую… О, вот оно… Отец.
– Точно! – Серафина схватила друга за руку. – Так мистер Торн назвал мистера Ростонова, и мистер Ростонов ужасно огорчился. Он его как-то обозвал или оскорбил? Это имя демона с острыми клыками или что?
– Э-э-э… – Брэден, хмурясь, читал статью. – Нет совсем.
– Так что это значит?
– Папа.
– Что?
– «Отец» переводится с русского как «папа», – повторил Брэден и помотал головой. – Не понимаю. Может быть, ты не расслышала. Зачем мистеру Торну называть мистера Ростонова папой?
Серафина не знала, но придвинулась поближе, чтобы прочитать статью в книге.
– Трудно поверить, что мистер Торн мог так грубо ошибиться, он такой умный, – сказал Брэден. – Ты бы видела, как он играет в шахматы. Он даже выигрывает у моего дяди, а у моего дяди никто не выигрывает.
– Он за что ни возьмется, во всем потрясающий, – фыркнула Серафина.
– Не злись на него за это. Он хороший.
Серафина забрала книгу у Брэдена и продолжила читать. Статья объясняла, что слово «отец» употребляется в официальных случаях. Но в домашней обстановке, в кругу семьи, дети чаще говорят «батюшка», что соответствует обращению «папа», «папочка».
