– О Лучезарная! Не гневайся на меня! Я не смогла отличить новые вещи от старых. Я побоялась опоздать и поэтому принесла оба мешка. Надеюсь, ты сможешь найти нужные вещи.
Катя незаметно активизировала сканер на указательном пальце. Взяв в руки платье, она тут же «прочла» выходные данные копировщика. Точно так же были опознаны дубликаты туфель и украшений. Подлинные вещи Хатшепсут Катя сложила в один из мешков и отдала его Мерит.
– Вот. Храни это пуще глаза! После церемонии отнесёшь на прежнее место.
– Слушаюсь, моя госпожа, – улыбнулась Мерит.
– А теперь помоги мне одеться…
Катя расправила в руках праздничное платье и вдруг замерла, прислушалась.
– Что, моя госпожа? – испуганно спросила Мерит.
– Странно, – задумчиво произнесла Катя. – Меня как будто кто-то окликнул. Кто-то очень далёкий. Странное ощущение… Ну ладно. Одеваться!
Всё громче, всё отчётливее становился гул голосов собравшихся в храме людей. Запели хористы, Верховный Жрец начал перечислять имена, славные дела и подвиги прежде-царствовавших фараонов. В это время Жак-Неферхотеп кашлянул за дверью.
– Можно, входи, – разрешила Катя. – Я уже одета.
Вошедший жрец посмотрел на Катю и не удержался от комплимента:
– Вылитая Хат…
Неферхотеп хотел сказать «вылитая Хатшепсут», но, заметив Мерит, осёкся и сам себя поправил:
– Вылитая богиня Хатхор!
Мерит склонила перед жрецом голову и отошла к окну.
– Прошу тебя следовать за мной, Лучезарная, – сказал Неферхотеп. – Я проведу тебя в уединённое место, откуда ты сможешь всё видеть и слышать, откуда всего двадцать шагов до статуи Амона.
– Мерит, оставайся здесь, – приказала Катя. – Я позову тебя, как только ты мне понадобишься…
Когда Мерит осталась в библиотеке одна, ей тоже вдруг почудилось, что кто-то её окликнул. Она вздрогнула, подбежала к окну и посмотрела на север. Кто мог позвать её из неизвестной дали? Неужели Джет, паж Лучезарной?
«Ах! Конечно же, это он!» – подсказало сердце Мерит…
Спустившись в тронный зал, Катя и Жак спрятались в нише, закрытой тростниковой ширмой.
– Это я придумал поставить тут ширму, – похвастался Жак.
– Ахмед аль-Ахрам уже здесь? – спросила Катя.
– Конечно.
– Я увижу его?
– Не факт. Он появится только в случае крайней необходимости.
– Но ведь Сетнанх не сдастся без боя.
– Разумеется, нет. Тебе, Катя, предстоит пережить несколько опасных минут. Но Ахмед аль-Ахрам уверен, что всё обойдётся. Он только что получил сообщение от Джафара. Верные трону солдаты освободили своих офицеров. Три сотни лучников и сотня копьеносцев уже спешат нам на выручку.
– Здорово! Значит, Сенмут смог воодушевить воинов. Когда они будут здесь?
– Минут через пятнадцать-двадцать.
– Но это же очень долго! Они могут не успеть!
– Катя, мы не оставим тебя в беде. Если будет нужно, я сам прикрою тебя.
Катя о чём-то задумалась.
– Скажи, а видна ли с крыши Аллея Сфинксов? – спросила она.
– Да, конечно, видна. А-а-а, понял! Ты хочешь заранее знать о приближении войска.
– Да. Что если отправить на крышу мою служанку? Пусть наблюдает и даст нам знать, когда войско приблизится.
– Правильно. Это не помешает. Пойду передам Мерит твоё приказание.
Жак ушёл, а Катя прильнула к прорези в ширме. Взгляд её остановился на бывшем престолонаследнике. Тотимес был подавлен и бледен, видимо снова чувствовал себя плохо. Он смотрел по сторонам, надеясь увидеть в толпе свою сестру. Кате стало до слёз жаль этого больного, но сильного духом человека.
Она перевела взгляд на Сетнанха, и слёзы её мгновенно высохли.
Сетнанх был доволен собой и всем происходящим. Он почти победил. До исполнения заветного желания оставался один шаг. Сетнанх улыбался. И всё же какое-то смутное опасение терзало его. Он нервно поглядывал то наверх, туда, где в потолке был устроен широкий проём для доступа света и воздуха, то поверх толпы, туда, где за колоннами был виден прямоугольник внутреннего двора и створ ворот. Сетнанх чувствовал скрытую угрозу. Он знал, что угроза может явиться в любую минуту откуда угодно. Он искал подтверждения своих страхов в выражении лиц великих вдов, Перет-Амона и Тотимеса. Он начинал нервничать, а сестра его Анхен, стоящая рядом, была уже взвинчена.
– Мерит на крыше, – шепнул Кате вернувшийся Жак. – Наблюдает. Как только увидит войско, прибежит сюда.
В это время Верховный жрец начал восхвалять Амона, всемогущего и справедливого. Катя от страха зажмурилась. А Сетнанх, мрачно улыбаясь, вышел из толпы и направился к статуе божества.
– Катя, вперёд! – скомандовал Жак. – Твой выход!
Он почти вытолкнул Катю из-за ширмы. От испуга она замерла и оглянулась на Сетнанха. Толпа восторженно ахнула: её заметили. Сет-нанх остановился, и лицо его исказилось гримасой гнева. Тогда Катя стремительно пошла к статуе Амона. Гордо, с достоинством, как настоящая Хатшепсут. Она подошла, обняла статую и, обернувшись к толпе, воскликнула:
– Я, Хатшепсут, Возлюбленная Дочь Бога, Наследница Обеих Земель, пришла, чтобы остаться навсегда!
Сетнанх не дал ей договорить.
– Никакая это не Хатшепсут! Это самозванка! – закричал он. – Хватайте её! В темницу! Казнить!
Начальник тюремной стражи Атумхотеп сделал знак двум своим подчинённым, и те, обнажив мечи, двинулись к статуе Амона.
Катя пришла в отчаяние. Но сдаваться было нельзя, и она, пытаясь перекричать Сетнанха, вновь обратилась к народу:
– Я – ваша надежда! Я – разлив Нила! Я – справедливость! Я – Хатшепсут!
Кто мог подумать, что первым на помощь Кате придёт болезненный Тотимес?! Он встал на пути стражников, простёр к ним руки и громким голосом объявил:
– Стойте! Это – сестра моя, божественная Хатшепсут. Она – наследница трона! А это, – он указал на Сетнанха, Атумхотепа и Анхен, – это – убийцы моего отца и брата. Их арестуйте! Их казните!
Стражники остановились, опустили мечи и, осознав безвыходность своего положения, быстро растворились в толпе.
Атумхотеп подозвал десятника и жестом приказал ему арестовать Хатшепсут, Тотимеса и двух дезертиров. Восемь стражников, понукаемые десятником, окружили статую Амона.
Великая вдова Яхмес вышла им навстречу и, гордо подняв голову, произнесла:
– Сначала убейте меня! Если посмеете…
Толпа горожан взволновалась.
Глядя на людей, Сетнанх понимал, что в гневе своём зашёл слишком далеко. Но отступать было не в его правилах. Нужно было проявить твёрдость и силу.
