С подходящих катеров, начали нестройно стрелять, и пули засвистели рядом, а некоторые начали впиваться с сытым чавканьем в борта и надстройки корабля. Сашка пригнулся, присел на ржавый трап и приладил ствол подобранной рядом винтовки на такие же проржавевшие поручни, собираясь открыть ответный огонь. Пуля свистящая – не твоя, но попробуй это для начала самому себе объяснить, а лучше, на всякий случай, пригнуться. Себя успокоить, да и стрелкам работы добавить.
– Не стой там, как мишень, – зайди в рубку. Что толку в них стрелять – далеко ещё… – сказал глухо каперанг.
Вовка пригнулся, продолжая наблюдать за приближающимся противником, а каперанг всё более ослабевавшим голосом продолжал говорить:
– Знаешь, наша жизнь – словно парусная лодка, на которой слишком много парусов, так что в любой момент она может перевернуться. Вот так мы и жили – не готовясь к завтрашнему дню, а когда он всё-таки наступал – не знали, что с ним делать… Наверное, нужно радоваться, что я не умер молодым. Одно это уже должно быть хорошо. Но проблема в том, что всё не так, как могло быть. И от этого тяжело на душе. Я пожертвовал семейной жизнью ради своей страны и народа, которые защищал. У меня не было возможности воспитывать собственных сыновей. Я был мужем, которого никогда не было рядом. Я сожалею об этом, но это цена, которую мне пришлось заплатить. И если бы была возможность выбора, то я бы вновь так и сделал.
Подхорунжий, вполуха слушая каперанга, поспешил последовать совету – укрылся в рубке. Там царил разгром: возле кресел лежали вповалку сразу несколько тел, изуродованных до неузнаваемости, а кровь, вытекшая из них, залила пол, словно розовое желе, начинающее чернеть на глазах. Ещё одно тело висело, перегнувшись через выбитое смотровое окно, а воткнутый в грудь, пробивший тело насквозь АК всё ещё в такт покачиваниям звонко бил в железное нутро корабля, как будто пытаясь отсчитать этой пародией колокольного звона последние мгновения их жизней. Каперанг, раненный в обе ноги, сидел возле тела старшины, которого Вовка узнал только по обрывкам окровавленной тельняшки. Всё огромное тело было изъедено, словно оспой, ранами, как от огнестрельного, так и холодного оружия, а ещё из развороченной груди и разбитой головы торчали блестевшие металлом имплантанты. Увидев побелевшее Вовкино лицо, каперанг, невесело усмехнувшись, проговорил:
– Совсем вы там, на Острове, ископаемые идеалисты! Ты думаешь, как мы могли выжить так долго в этой войне?! Как смогли помогать вашему Войску, которое не знает, что делать дальше, кроме обороны своего бедного клочка земли и ещё десятка таких же анклавов? Только противопоставив качество – количеству. Только благодаря старшине мы и сможем с тобой умереть достойно, а не сгнить заживо – производя топливо для новых десантов Халифата. Куда всё катится? Чтоб выжить – мы превращаем лучших и достойнейших в чудовищ. Мы не выбирали ни страну, где родились, ни народ, с которым выросли, ни время рождения, но смогли, к счастью, выбрать одно: быть людьми или не людьми.
Каперанг устало привалился к измазанной кровавыми брызгами стене, подтянув за ремень к себе валявшуюся в красной луже на полу укороченную штурмовую винтовку:
– Я не жалею ни о чём из того, что совершил. Но жалею только об эволюции современного мира… Очень жаль уходить, понимая, что ничего не смог изменить здесь к лучшему.
Вовка защёлкнул дополна набитый магазин и согласно кивнул:
– Мы хотя бы попробовали, а это тоже немало. Где-то я слышал такую фразу: делай что должен и будь что будет.
Каперанг утвердительно махнул рукой и прислушался к звукам, доносившимся снаружи.
Катера приближались. Уже стало ясно слышно тарахтенье моторов с частым перестуком выстрелов, пули от которых с хаотичным перестуком цокали по облезлым бортам старого корабля. С судна начали стрелять в ответ, но, судя по частоте ответного огня, выживших и готовых оказать хоть какое-то сопротивление, после бойни на палубе осталось не так уж много.
Подхорунжий проверил прицел винтовки и, зло прищурившись, повернулся к утыканному частоколом осколков иллюминатору. Внезапно башня нефтеперегонного завода и все плавучие понтоны с многочисленными судёнышками вокруг исчезли в яркой вспышке, казалось, пронизавшей белым светом всё вокруг и ослепив до рези в глазах. Вспышка погасла так же неожиданно, как и появилась – всего через пару миллисекунд, и ей на смену пришла ударная волна, увесисто боднувшая корабль в его ветхое, жалобно застонавшее в предсмертной агонии тело. В днище как будто ударили огромным кузнечным молотом, сбив тех немногих, кто ещё оставался на ногах, и окончательно добив оставшиеся целыми стёкла. Ещё через пару секунд, когда Вовка только-только сумел подняться, поскальзываясь на влажном от крови полу, корабль жалобно застонал и резко поднял нос от накатившей на него с бешеной скоростью многометровой волны, состоявшей, казалось, сплошь из белоснежной пены, сверкавшей в ярких солнечных лучах, как гора сверкающих жемчужин.
Подхорунжего вновь бросило на залитый кровью пол рубки, Корабль, опасно раскачиваясь и скрипя всеми переборками, смог всё же каким-то чудом, не перевернуться, перевалить через пенящийся гребень и, ухнув вниз, закачался уже на спокойной, усеянной обломками и пеной воде. Башня, как, впрочем, и весь понтонный городок, и катера с карателями, спешившие к мятежному судну, просто исчезли.
Совсем рядом с Вовкой закашлялся каперанг. Волоча простреленные ноги, он выглядывал сквозь проём сорванной двери и улыбался.
– Сверхмалым ядерным зарядом кто-то побаловался. Пару килотонн, не больше, – весело заметил прибодрившийся каперанг, – хлопушка! Излучения, как теплового, так и светового, считай, и не было – вода хорошо поглощает свет и тепло. На суше-то было бы хреновее. А так, видишь грибок, какой махонький – даже и не гриб вовсе, а так, фонтан воды напополам с обломками. Да и вспышки, считай, не было – так бы глаза выжгло сразу. Любители! Тут бы и пяток обычных торпед хватило. Одни растраты с такими воинами. Хотя побережье рядом, глядишь, гравитационные волны дойдут до берега и последствия будут куда большие, чем уничтожение одной вшивой платформы…
Корабль начал стонать и скрипеть почти человеческими голосами, затем заметно накренился на правый борт и стал явно погружаться в уже сверкавшую нетронутой синевой спокойную поверхность моря. На палубе раздались слабые крики выживших, кто-то кинулся к корме, видимо в поисках средств спасения, но все шлюпки с бортов бесследно исчезли после удара волны. Сашка обернулся к каперангу и, ещё не веря в спасение от, казалось бы, неминуемой гибели, спросил:
– Кто ж их торпедировал? И где они? – Горизонт вокруг корабля оставался по-прежнему чист, если не считать сонмище усеявших успокаивающуюся морскую гладь обломков.
– Кроме Имперского Флота, в акватории Черноморского бассейна тактическим ядерным оружием владеет лишь флот Халифата. Так что это, наверняка, наши, казачок. Расслабься, салага, и жди. Может, они всплывут – плыть к берегу нам, как сам понимаешь, смысла нет. А подводная ударная волна является очень эффективным поражающим фактором для подводных плавсредств. Скорее всего, они затаились где-то в расщелине, пережидая. Тут мелко, шельф кругом. Я бы так и сделал…
