Усмешка судьбы. Он снижался как раз над своей зоной ответственности в северо-восточном районе Причерноморья. Южные степи, выжженные жарким и сухим летом, в это время казались жёлтой пустыней, испятнанной частыми проплешинами больших и малых городов, ещё каких-то полсотни лет назад цветущих, как сады, и наполненных спешащими по своим делам трудолюбивыми людьми, а теперь опустошённых и сожранных всепоглощающим пламенем долгой череды войн и конфликтов.
Капсула падала явно за линию фортов севернее Славянского укрепрайона, который прикрывал поселения Республики, разросшиеся под его защитой. Её организовал жёсткие люди, выжившие в суровые времена, не променяв совесть и убеждения предков на сиюминутную выгоду и дешёвые бумажки. В общем, это союзная территория, такая же, как и Остров за Мелитопольским проливом…
Кружащийся жёлто-серый водоворот стремительно приближался, и Анатолий вдавил кнопку отстрела парашютов. Тотчас же сила торможения выбила из измученного тела сознание, почти вырвав и остатки израненной души.
Когда капитан пришёл в себя и выбрался наружу, стало видно, что капсула приземлилась посреди иссушенной серо-жёлтой пыльной степи. Кругом, на сколько хватало глаз, расстилались пологие, перетекающие один в другой холмы, местами переходящие в балки. Недалеко к востоку виднелся узкий и синий, как небо над головой, рукав речки. Взглянув с опаской на синеву, из которой он недавно свалился, Анатолий опешил, и сердце, казалось, замедлило свой бег от увиденного: на самом краю горизонта, в противоположной стороне от заходящего солнца, всё небо покрывали беззвучные вспышки и росчерки лазерных копий, казалось время от времени впивающихся в землю где-то там на вечернем горизонте. Бой всё ещё не закончился, а это говорило только о том, что их первоначальный план полетел ко всем чертям, а все немногочисленные орбитальные силы, собранные из враждующих остатков военно-космических сил былых сверхдержав, сейчас, по-видимому, методично добивались на низких орбитах.
Понаблюдав ещё несколько минут мельтешение вспышек на небосводе, Анатолий достал из потрескивающей, остывающей, но всё ещё раскалённой спасательной капсулы рюкзак со спецкомплектом и укороченную штурмовую винтовку, завёрнутый в лёгкую разгрузку – бронежилет 10-го класса с шестью запасными магазинами и парой гранат. Подогнав амуниция на себе и закинув нетяжёлый ранец за спиной, он, бросив прощальный взгляд на почерневшие от нагара бока его спасительницы, неторопливо зашагал в сторону весело синеющей невдалеке реки.
Вся одежда быстро пропиталась потом – Земля встретила навалившейся вечерней жарой: пекло, Донбасс, пустыня. На орбитальной станции иногда наступала духота, как в турецкой бане, да ещё и сдобренная запах замкнутого пространства, в котором живут люди, а тут стояла совершенная сушь с запахом трав. Всё же лучше, чем духота, если честно. Для него – по крайней мере.
Но жара стала давить уже через какую-то сотню шагов, и вскоре Анатолию пришлось снять верх комбинезона и завязать его на поясе, подставив под палящие лучи жёлтого солнца промокшую насквозь майку. Терпкие запахи высохшей полыни и ещё сотен незнакомых трав ударили по обонянию, отвыкшему за полгода от такого острого букета запахов в затхлой атмосфере тесных отсеков орбитальной платформы. Вспомнив, как Тимофей как-то сказал ему, глядя на жёлтые, выжженные просторы под ними: «И кто бы знал, что мне просто не будет хватать запаха полыни и бескрайности степей…», он подумал, что эта обонятельная палитра понравилась бы погибшему напарнику, Но Анатолий тут же отогнал от себя воспоминания – последние минуты на станции он до сих пор не мог для себя самого осознать до конца.
За полдня он сумел прошагать десяток километров по хоть и кажущейся ровной и плавно переливающейся из одного холма в другой степи, но всё же обильно изрезанной всевозможными оврагами и руслами пересохших ручьёв. Литровая фляга уже заметно опустела, булькая оставшимися глотками, и уже пару раз приходилось себя одёрнуть от рефлекса промочить горло, першащее от жары и пыли.
Он шёл всю ночь, не останавливаясь, и когда начало светать, прикинул, что находился где-то в районе ничейных земель, так называемого Дикого поля, вновь образовавшегося юго-западнее после долгих лет кровопролитной гражданской войны, уничтожившей в этих местах всю инфраструктуру и разогнавшей по большей части всё население. Теперь здесь простиралась ничейная земля. К югу – за линией пограничных укреплений последней была Донецкая Республика, а на северо-западе злобный конгломерат союзных нацистских территорий, который донецкие по привычке именовали Хунтой; они так же, по сложившейся за десятилетия привычке, лениво отбивались от наскоков нацистских террорбатов.
Километра через четыре Анатолий почувствовал резкий запах горелой резины, металла и ещё чего-то, сладковатого и настолько неприятного, что пустой желудок неприятно содрогнулся. Запах гари был узнаваемый – так может пахнуть только сгоревшая техника, а вот что там было ещё, он сначала не сообразил, а когда сообразил, то содрогнулся, хотя и понимал, что в нынешние времена один запах без другого редко встречался.
Впереди был холм с опоясывающим его руслом высохшей речушки, и из-за холма-то как раз и поднимались слабеющие клубы серого дыма. Остановившись, капитан внимательно осмотрел местность через прицел – было бы слишком глупо попасть в кровавую переделку после того, чего он чудом избежал на орбите. Но вокруг всё оставалось спокойным, только высохшую до желтизны траву перечёркивала паутина колёсных и гусеничных следов, шедших прямиком на холм перед ним.
Обходить неприятности впереди, а в том, что там были именно оные, он был уверен, – было слишком долго, да и с невысокого холма впереди всё вокруг просматривалось как на ладони. Что на холме, мог находиться наблюдатель, сомневаться не приходилось, а в тёмном комбинезоне, космонавт был заметен в степи, как кусок угля в сахарнице. Уйти же на своих двоих от моторизированного дозора в степи, если за ним погонятся, – гиблое дело. Если же его пока не засекли, оставалось только просочиться мимо тех, за холмом, по руслу и пойти дальше. Правда, была ещё вероятность, что там находится какое-то подразделение Конфедерации, но надеяться на это сильно не стоило: слишком далеко, судя по тому, куда он приземлился, оставалось ещё до их границы.
Анатолий направился к высохшему руслу, решив попробовать обойти холм. Пробираться пришлось по скрывавшим его от вероятного наблюдателя лощинам, заросшим переплетениями разросшихся, как кустарник, зарослей полыни и амброзии.
Твёрдая, словно камень, земля неожиданно осыпалась, и он полетел кубарем в русло, неглубокое, но усеянное камнями и заросшее твёрдыми, словно настоящие деревья, стеблями сорняков. Клубы пыли поднялись – накрыв с головой, а острый камень ударил прямо в коленную чашечку, выбив невольный стон, но он тут же вскочил, преодолевая боль и усталость, вскарабкался наверх – огляделся. Всё, к счастью для него, по-прежнему оставалось безжизненно и тихо.
Небольшое поселение открылось его взору всего через сотню шагов по извилистому руслу ручья. Поначалу можно было подумать, что местные совсем безалаберно относились к охране прилегающих к посёлку территорий, но две искусно замаскированные растяжки из простых Ф-1 с натянутой по самому низу и почти невидимой рыболовной леской говорили совсем о другом. Его спасли только намётанный на бесчисленном множестве тренировок взгляд, зацепившийся за леску, почти сливавшуюся с потрескавшейся квадратами глиной на дне русла, и рефлекс – остановившие уже занесённую над ней ногу. После этого ещё удивительнее было, что местных он всё же застал врасплох, но увиденное на другом скате холма всё объяснило.
