Леда спрятала добытый листок в сумочку и позвонила матери.
– Ты когда-нибудь слышала фамилию Лианозов? – спросила она.
Римма Николаевна долго молчала.
– Слышала или нет?
– Дай мне подумать. Я вспоминаю…
– Профессор Лианозов, – уточнила дочь.
– Профессор? Прости, Ледушка, никакого профессора Лианозова я не помню. Он медик? Мало ли к кому мы обращались в течение жизни.
– Может быть, папа говорил тебе о Лианозове?
– Папа столько всего говорил… Мы прожили вместе сорок лет, и за эти годы…
– Мама! – взвилась Леда. – Это очень важно! Умоляю тебя, подумай. Я сейчас же еду домой.
К ее несказанному удивлению, оказалось, что фамилия Лианозовых звучала в их доме. Хотя мать жаловалась на головные боли и частенько забывала элементарные вещи, ей удалось восстановить в памяти один телефонный разговор отца.
– Я принесла ему травяной чай. Дверь в кабинет была приоткрыта, а Паша говорил громко. Ты знаешь эту его привычку кричать. Он называл фамилию Лианозов. Да! Теперь я не сомневаюсь.
– Что он говорил? – дрожала от нетерпения Леда.
– Ну… Я не подслушивала.
– О господи! Конечно, нет. Просто повтори долетевшие до тебя фразы.
Римма Николаевна покорно закрыла глаза.
– Я услышала… масонская ложа… Париж… Лианозов… – складки на ее лбу разгладились, – Погоди! Отец как-то взялся составлять генеалогию нашей семьи, и он показывал мне рисунок. Я взглянула мельком, чтобы он отстал. Там были квадратики с вписанными фамилиями, кое-где – фотографии…
Леда после ее слов тоже вспомнила, как отец вдруг заинтересовался своей родословной. Он считал себя потомком купцов Куприяновых, которые владели текстильными фабриками. Наверное, болезнь дала толчок его жажде узнать о своих корнях, возможно, найти дальнюю родню. Или то была дань моде – изучать фамильное древо. Последние лет восемь-десять в России поднялся генеалогический бум. Разве не лестно осознать себя потомком Чингисхана или Рюриков?
– …кто-то из Куприяновых породнился с Лианозовыми, – продолжала мать. – Как я сразу не сообразила? Он еще твердил про Лианозово и что надо обязательно съездить посмотреть усадьбу Алтуфьево. Показывал мне архив какой-то поэтессы Куприяновой, доставшийся ему через десятые руки.
– Это те потрепанные тетрадки из коробки в письменном столе?
– Наверное. Ты же знаешь, меня никогда не интересовали старые бумаги. Пашу, собственно, тоже. Полагаю, он сам туда не заглядывал.
– А что он говорил про Алтуфьево? – спросила Леда.
– Ничего особенного. Якобы в господском доме мог бывать кто-то из Куприяновых. И что с того? Мало ли кто где бывал? Чьи-то предки на балах танцевали, а чьи-то спину гнули на буржуев.
В Римме Николаевне мирно уживались материальная обеспеченность и пролетарское мировоззрение. Она носила на пальце кольцо с бриллиантом, сравнимое по стоимости с автомобилем, и притом искренне относила себя к рабочему классу. Ее родители до пенсии трудились на подшипниковом заводе, а сама она в молодости была комсоргом.
– Где тот рисунок? – растерянно спросила Леда.
– Кажется, отец его порвал. Он загорался, потом остывал. Кстати, зачем тебе Лианозовы?
– Так, хочу кое-что проверить.
Римму Николаевну удовлетворил ее ответ. Она предпочитала «не лезть в душу» дочери.
Леда ушла к себе – обдумывать, имеет ли найденная в корзине для мусора бумага какое-то отношение к Лианозовым. Во всяком случае, ее нужно показать Астре.
«Почему я не выспросила у нее все подробности? – сокрушалась Леда. – Каким образом всплыла эта фамилия в связи с исчезновением Влада? Побоялась неосторожным словом выдать себя. Страх держит меня на привязи. Ведь мои планы могут рухнуть…»
Она не нашла лучшего средства от невыносимой тревоги, чем коньяк.
Деревня Камка – Новгород
Появление «бесов» в разных обличьях и слухи об убийстве егеря всполошили обитателей Камки. Сбежавший преступник наверняка прятался где-то в лесу или на болотах, и туристы, прочитав об этом на расклеенных повсюду листках с портретом улыбающегося Ивана Старикова, поворачивали назад. Никому не хотелось стать следующей жертвой. Местные рыбаки и те решили выждать.
Сестра Василиса, потупившись, заговорила с Таисией.
– Уезжай. Раз замыслила, иди под венец… Бог простит!
– А вы как будете?
– У нас небесный заступник. Да и преподобный Авксентий в обиду не даст. Обещал покровительство. Некуда нам идти… Здесь, в Камке, и помрем, здесь и похоронят нас, рядом со старцем.
«Кто похоронит? – подумала Таисия, но прикусила язык. – Всевышний позаботится, не оставит своей милостью».
– Мы уезжаем немедленно! – потребовал Михаил. – Вернее, ты.
– Куда?
– Я не могу отлучиться надолго, поэтому пока отвезу тебя в Новгород.
Она все не верила, что этот молодой мужчина из большого города полюбил ее и пожелал взять в жены.
– Что ты молчишь? – недоумевал он. – Слова не вымолвишь?
Ее замкнутость была вызвана борьбой с собственной чувственностью, с одолевающей ее страстью к бесплотному Ангелу… или демону.
«Наверное, он этого не видит, – думала Таисия. – Не чувствует. Дамианова пустынь очаровала его, околдовала. Но все равно. Почему вдруг я? Разве в городе мало красивых девушек?»
История напоминала ей одну из сказок, которые в детстве ей читали на ночь. В сказки со счастливым концом она не верила. Что ж, она сама назначила себе это испытание.
– Я тебя не люблю, – честно призналась она молодому человеку.
– Это поправимо.
Он совсем не огорчился, не перестал улыбаться и бросать на нее нежные взгляды. У Таисии груз свалился с души. Хоть Михаила она не обманывает!
Ночь перед отъездом она провела в молитвах. Просила благословения у старца, долго стояла на коленях перед маленьким холмиком, сплошь увитым ползучей травой с синими цветочками, и массивным деревянным крестом. Из-за облаков вышла луна, осветила все вокруг. Таисия краем глаза заметила мелькнувшую между кустов тень. Крик застыл у нее на губах. Она бросилась в дом, закрылась на ржавый крюк, прибитый к двери Михаилом, и, стуча зубами, опустилась на пол, привалившись спиной к бревенчатой стене. Сердце колотилось, как после подъема в горку с двумя ведрами воды.
– Это бесы, – шептала она. – Бесы!
В храм на болотах напоследок идти не решилась – побоялась, что увидит на стене кельи Ангела и никуда не поедет, останется в Камке навсегда. Или, как ту Филофею, – засосет ее бездонная топь…
Ужасная смерть так явственно представилась Таисии, что у нее волосы зашевелились на голове, а грудь перехватило удушье. Откашлявшись и отдышавшись, она начала бить поклоны, вымаливать прощения у Бога за греховные мысли. Вот до чего дошло! Вот к чему ее нечистый подталкивает!
