Вдруг Брюсы привезли кинжал с собой, прятали его в башне, а потом… Что было потом? Не зря же молва упорно твердила про какой-то клад, замурованный в стенах башни? Правда, речь шла о каббалистических книгах, которые якобы заделали в толщу кладки и забили «алтынными» гвоздями. Из-за слухов про алхимические опыты, эликсир бессмертия и прочую чепуху к графу Брюсу приклеилось прозвище Чернокнижника. Но вдруг эти слухи основывались на крупицах истины? Занимался Брюс каббалой или нет, был членом тайного общества или ему это только приписывали – что-то в его образе жизни и мыслей заставляло людей сочинять небылицы.
Брюсам не везло с наследниками мужского пола. Пережив царя, граф Яков поселился в своем подмосковном имении, где и умер бездетным. Кому он передал знания? Кого посвятил в свои тайны? Не потому ли мятежная душа его никак не успокоится, являясь в виде бесплотной тени то на Сретенке, то в аллеях подмосковных Глинок, что «шотландский маг» не успел чего-то завершить?
Мог ли кинжал оказаться в России? Мог ли попасть к вольным каменщикам, которые узнали, где он находится? Почему бы нет?
Матвей почти поверил в легенду о священном оружии Зигфрида, по крайней мере, он рассуждал о клинке как о реально существующей вещи. Ему стало стыдно.
Часам к четырем утра он забылся тревожным сном, где видел себя Брюсом, сидящим за столом в зале под сводами с гусиным пером в руке…
Граф что-то пишет, торопливо набрасывает на бумаге какие-то расчеты, разбрызгивая чернила. Затем резко поднимается и шагает по деревянной винтовой лестнице вверх, к шпилю Сухаревой башни. В шатре сухо, пахнет свежей стружкой и ветром. Брюс подходит к слуховому окну – перед ним простирается дивная панорама Москвы, залитая солнцем. Утопающие в садах домики горожан, голубая лента реки, белые храмы с золотыми маковками, бегущие по небу курчавые облака…
– Хоть картину пиши… – вздыхает граф. – Сердце щемит от такой красы.
Он пожалел, что не владеет искусством живописца. Не до кистей и красок нынче! Дворянских отпрысков обучать надо – математике, навигации. Морскую академию в Петербурге открывать. Флоту мореходы требуются. А первая ступенька здесь, в Москве…
Матвей вздрогнул от звонка будильника, долго не мог сообразить спросонья, где он – в Сухаревой башне или у себя в квартире, на диване. Пора вставать, а он как будто только глаза закрыл. Фу-у, ну и ночка!
Полусонный Матвей побрел в ванную. Прохладный душ взбодрил его, разбудил окончательно. Астра еще спала, тихонько посапывая.
Она застала его за тостами, вернее, за превращением ломтиков белого хлеба в уголь. Чем не алхимия? Он все еще находился там, в той Москве, в шатре Сухаревой башни, под самым гербом, где на шпиле горделиво красуется двуглавый медный орел…
Он как будто жил одновременно там и здесь, ел пережаренные тосты и смотрел на Астру глазами Брюса. Она казалась ему знакомой незнакомкой. Как будто там их тоже что-то объединяло. Бред… Сплошной бред.
– Какие у тебя планы? – спросил он, чтобы развеять наваждение.
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
– О чем?
– О клинке, о Брюсе…
Она пугала его своей чертовой проницательностью:
– Опять медитировала перед зеркалом?
Он закрывался от нее иронией, пренебрежительной улыбкой на красивых губах. Слишком красивых для мужчины. Какие губы были у Брюса?
– Медитировала, – кивнула Астра без обиды. – После завтрака поеду к Лианозовым. Сын профессора вернулся из командировки. Хочу поговорить с ним.
– А я, пожалуй, останусь дома. Что-то голова тяжелая.
Она пожала плечами, собралась и ушла. Матвей проводил ее, вернулся в гостиную и завалился на диван. Идти в конструкторское бюро после сегодняшнего сна не представлялось возможным. Что там делать? Закрыться в кабинете и погрузиться в транс? Вызывать своим поведением обостренное любопытство сотрудников?
Астра тем временем спустилась в подземку. Метро было местом, уравнивавшим ее с тысячами «обычных людей». В тесноте переполненного вагона она ощущала себя клеточкой огромного организма, пронизанного единой энергией. Мысли и эмоции – кровь, бегущая по его венам. Если кровь плохая, организм болеет.
Она представила себе Валериана Лианозова, молодого человека, который занимается продажей бытовой техники, предлагает людям приобрести стиральную машину, кухонный комбайн или холодильник. Вероятно, его ужасно раздражают домохозяйки и придирчивые отцы семейств. Покойный отец старательно приобщал сына к точным наукам, но мальчик воротил нос от формул и уравнений. Он выбрал другую профессию, где не столько думают, сколько действуют. Сейчас он разочарован, зол на окружающих. Вряд ли он доволен своей жизнью – вечными командировками, едой в дешевых кафетериях, отсутствием горячей воды в провинциальных гостиницах.
Ему очень хотелось бы продать какому-нибудь свихнувшемуся коллекционеру Кинжал Зигфрида, получить двадцать миллионов евро… или больше. Двадцать миллионов – стартовая цена. Если поторговаться, ее можно увеличить вдвое, втрое. Разбогатеть одним махом без изнурительной гонки за благосостоянием. Тогда он сможет ничего не делать, ни-че-го. И все иметь, чего душа пожелает. Из продавца он сам станет покупателем – высокомерным и требовательным, не ограниченным в средствах.
Он имеет на это право, ведь именно его отец додумался, где запрятан заветный клинок! Его отец заплатил за это жизнью. Будучи подростком, Валерик лишился отцовской любви и заботы, денег, наконец. Мама поднимала его на пределе сил, сутками пропадала в больнице, ездила к пациентам на дом, экономила каждый рубль. Разве они с мамой не заслужили сытой, обеспеченной жизни?
«Если сын профессора обладает хоть какой-то информацией о местонахождении клинка, он пойдет на все, чтобы завладеть им, – вплоть до убийства, – думала Астра, шагая по Долгопрудной улице. – Какой он, Валериан? Такой, как в моем воображении, или другой? Непритязательный? Апатичный? Или наоборот, активный и жизнерадостный? Может быть, я ошибаюсь и мне предстоит встреча с милым, излучающим довольство молодым мужчиной?»
Валериан Дмитриевич оказался высоким, худощавым и нервным молодым человеком с кислым лицом. Поскольку мать настояла, чтобы он рассказал журналистке о своих отношениях с отцом, ему пришлось согласиться.
«Какая компания взяла его на работу? – подумала Астра, широко улыбаясь. – Его вид у кого угодно отобьет охоту купить хотя бы миксер. Не верится, что в его жилах течет кровь коммерсантов. Ген, отвечающий за предприимчивость, явно дал сбой».
Через мгновение Лианозов спрятался за привычной маской уверенного в себе, интеллигентного продавца новой формации. Миг между настоящим Валерианом и маской был ничтожным. Менее внимательный глаз не заметил бы этого молниеносного перехода.
Он пригласил гостью в тот же кабинет, уставленный книгами, с музейно-чистым письменным столом, за которым священнодействовал покойный Дмитрий Лукич.
