– Шустрая, – прошептал Скелет. – Вот тебе и дом с привидениями. Как на заказ. – Он склонился над полукруглым окном. – Идешь?
Чудовище попятилась, замотала головой.
– А чего она тебя про любовь спрашивала? – вдруг спросил Скелет, передумавший лезть в подвал. – Ты влюбилась в кого?
Чудовище зло глянула на него, отходя к прудику. Тоже нашелся герой-любовник. Себя, что ли, хочет предложить в кавалеры?
Ряска заволновалась. Чудовище шарахнулась.
– Ты разве не видишь? Отсюда надо уходить! – заорала она. – Это уже не смешно. Мы только что разговаривали с ведьмой. С настоящей!
– Ну и что? – мотнул башкой Скелет.
– Как что? – Голос пропал. Стала хрипеть. – Она же дух, привидение!
– Мы всегда знали, что здесь кто-то есть. – Скелет улыбался. – Вот она и пришла. Время наступило.
– Псих!
– Хорош ломаться, Чудовище, пошли!
Кличка неожиданно показалась неприятной, неуместной.
– Не зови меня так! Я тебе не собака!
Лицо Скелета стало серьезным.
– Что с тобой?
– Ничего!
Она их ненавидела. Всех! А Скелета особенно! Будет война – пускай он умрет первым.
В воздухе послышался легкий смешок, захотелось отмахнуться от него, как от надоедливой мухи.
– Дураки вы и много себе понимаете! Она вас убьет! Не понарошку, а на самом деле! Это вас закопают там, за Домом! Будет война!
Вода в прудике плеснулась. Кто-то пробовал выбраться наружу, но ряска не пускала его.
Ворон, свесившийся из окна, цеплялся за торчащую балку. Ссора его развлекала.
Лаума появилась за его спиной. Рука медленно опустилась на балку. Лицо Ворона изменилось, он почувствовал, что падает.
Чудовище завизжала. Обрушивая и без того древнюю кладку, Скелет нырнул в подвал.
Ворон падал. Наклонившаяся балка стаскивала его вниз. Он пытался задержать свое падение за козырек над окнами второго этажа, но старое железо гнулось под его рукой. Тяжелой каплей он соскользнул вниз, кувыркнулся через карниз.
Чудовище зажмурилось. Шорох падения, дрожание веток. И снова этот звон копыт, смех, незнакомые гортанные выкрики.
– А я крут, скажи, – прошептали рядом с Чудовищем.
Ворон тер поцарапанные ладони.
– Как я, а? Янус должен завидовать!
Чудовище сглотнула, понимая, что если сейчас сама не сядет, упадет.
– Она тебя хотела убить, – прошептала Чудовище.
– Да не, я сам навернулся. А потом за козырек, на второй этаж, а оттуда на лестницу.
– Я видела.
Чудовище отходила, готовая к тому, что за плечом Ворона или около кустов снова увидит бледное лицо.
Хмыкнула пустота. Чудовище крутанулась. Никого.
– Мне на роду написано сто лет прожить! – хохотнул Ворон. – Вот и Лаума сказала.
– Она тебе ничего не сказала!
– Ты не слышала, я услышал. – Благодушный настрой Ворона сбить было невозможно.
– Ну, чего у вас там? – крикнули сверху.
Чудовище втянула голову в плечи и пошла прочь.
– Эй! Ты куда? – забеспокоился Ворон. – Она еще сказала, что ты меня любишь!
– Дурак!
– Что это? Как вы смеете? Варвары!
На дорожке под липами стоял бородатый старичок. Ветхий совсем, в драных брюках и ветхом пиджаке, ботинки стоптаны. На бледном сморщенном лице ярость. Трясет сжатым кулачком. Дрожит борода.
– Как вы смеете здесь хулиганить? Это старый дом. А вы!.. А вы-и-ии?
Чудовище попыталась проскочить мимо сумасшедшего, но он цепко схватил ее за плечо. Пальцы ледяные и твердые, как камень.
– Убирайтесь отсюда! – крикнул он Чудовищу в лицо. Изо рта его неприятно пахло, от него самого несло старческой кислинкой.
Чудовище дернулась, пытаясь освободиться. Старик держал. Красные слезящиеся глаза, длинная борода. Тот же самый? Из библиотеки?
– И не смейте сюда приходить!
Боль стрельнула по плечам. Что же он так вцепился? Тревога комочком завертелась в животе.
– Пустите! – резко отклонилась Чудовище и чуть не упала, потому что старик ее внезапно отпустил.
Она отвернулась, пытаясь прогнать из памяти красные глазки, морщинистую мордочку, дрожащую бороденку. Что же за день-то такой! И от жалости к самой себе заплакала.
Старик еще что-то кричал ей в спину. Не по-русски, слов не разобрать. Слезы мешали разглядеть дорогу. Ей казалось, что она видит белое пятно рубашки, а в ушах все еще стоял смешок. Кто же это над ними издевается? Дед еще этот.
Загудела машина, свистнули колеса. Ничего себе! Она идет посередине дороги!
Чудовище остановилась. Улица Гоголя позади. Особняки сменились многоэтажными домами. Они загородили эту страшную развалину, готовую проглотить ее. И тогда Чудовище снова заплакала. Громко. Навзрыд. Потому что все только начиналось, и она не знала, что делать дальше.
Глава 4
Дом, из-за которого…
Звонил Янус, звонил Ворон. Смиля не подходила к телефону. Это только в плохих фильмах ужасов герои, поняв, что дом, куда герои приехали на выходные, нехороший, дружно лезут его изучать. А потом еще играют в игру – давайте разделимся и погуляем по подвалам. Нет-нет, она не торопилась никуда идти и ничего выяснять. Все, Дом для них потерян. У него теперь есть хозяин, вот пускай он и выясняет, кто у него там командует.
Вспоминалась Белобрысая. Так ей и надо. Не будет задаваться. Они ее предупреждали, что у Дома непростая история.
Хрусть…
Стоило закрыть глаза, как она видела: женщина на ступеньках, в тонкой руке сушка. Зачем она ее ела? Зачем предлагала им? На столе сушек не было. Приворотный чай с душицей и васильком… Кто его следом за ней выпил? Он пролился на пол, впитался в перекрытия. Неужели она теперь с этим Домом навсегда завязана? Почему Лаума так настойчиво спрашивала, кто ей нравится? Что она хотела узнать? Говорила, что у нее есть травки, открывающие все клады. А Скелет-то хорош! Сразу в Инет полез, все узнал. Умница. Жаль, так и осталось непонятным, кто она на самом деле. Вполне могла испугаться и просто сбежать. Почему бы и нет. Испуганный человек и не на такое способен. Вон как Ворон вывернулся. А ведь мог и разбиться.
Этот прыжок снился ей всю ночь. Она то открывала глаза, то закрывала. В какой-то момент показалось, что сон с реальностью перемешались. Прямо над собой увидела напряженное лицо Лаумы. Бледное, оно плыло в жарком мареве, хотя никакой жары в комнате не было.
Сон… Конечно, сон… Смиля подняла руку, чтобы убедиться, что все еще спит. От этого движения ее обдало холодом. Не спит. Все видит. Страх бросился в глаза черными точками, забухало сердце. Смиля села в кровати. Показалось, что стучит не только сердце. Что кто-то еще отбивает быструю испуганную чечетку.
