— Оно верно… А кто у нас системным пилотом будет?
Тут Груша надулась еще пуще, расправила плечи и даже вроде еще выше стала. Я испугался в очередной раз.
— У тебя есть допуск? — удивился Барков.
— Разумеется, есть. У меня второй класс. До Европы дойдем только так.
Но я что-то сильно сомневался. Сомневался, что такая вот рухлядь вообще оторвется от Земли. Да она же развалится при старте, даже без приборов видно!
— Это полностью моя экспедиция, — продолжала важничать Груша. — Корабль мой, и я сама его пилотирую. Получено научное согласование с Академией, исследование включено в текущий план работ, научным руководителем сам Хопот выступает.
— Ого, сам Хобот! — восхитился я.
— Хопот, — нервно поправила Груша, — известный экзомикробиолог.
— Ну да, именно экзомикробиолог… А в честь кого корабль назван? Название такое странное…
— В честь одной… Поменьше спрашивай, побольше работай.
— Хорошо-хорошо, — согласно закивал я. — Просто редко кто сейчас так корабли называет. «Чучундра»… Конечно, что-то тут такое есть…
Барков хихикнул. Груша взглянула на него с обидой, а потом подступила ко мне.
— Его зовут «Валендра»! — Груша сунула мне под нос кулак. — «Валендра», а никакая не «Чучундра»!
— Понятно-понятно… — опять согласился я.
— Ты поменьше умничай, Тимоня! Я этого не люблю. Помни про хомячка.
— Я помню.
— Грузи боксы!
Груша скрипнула пальцами.
Я осторожно, чтобы не развалилась от дуновения ветра, приблизился к «Валендре», отыскал люк, открыл и принялся составлять в него ящики. Барков сунулся было мне помочь, но Груша не позволила:
— Ты, Петя, пойдешь со мной. Надо там закрепить оборудование.
Барков испуганно поглядел на меня. Я пожал плечами.
— Одной мне не справиться, — Груша поглядела на Баркова с особой пристальностью.
Барков сник. Груша свистнула.
Из-под днища «Валендры» выдвинулся старомодный трап в виде лесенки, и Груша ловко полезла по нему вверх. Барков за ней. Я остался один.
Мое наказание приобретало гротескные, даже сюрреалистические формы. Через несколько минут я отправлялся в поход на самую загадочную луну Юпитера. Причем в сопровождении борца в юбке и странного Ушастика. На столетнем корабле с сомнительным названием «Валендра». Разукрашенном беспощадной рукой вышеуказанного борца.
Я закинул последний ящик, задраил люк. Отметил, что задраивается он хорошо — в пазы входит идеально, молекулярная застежка работает незаметно. Может быть, «Валендра» не так плоха, как выглядит? Все-таки Груша, наверное, на самом деле неплохой инженер. Недаром же ей дали допуск на системные полеты. Если она его, конечно, не подделала.
И почему обязательно Груша? Почему именно она занимается научными исследованиями? Почему этими исследованиями не занимается какая-нибудь другая, приличная девчонка? Хотя приличные девчонки тоже занимаются, просто мне так уж «повезло»…
А все Гучковская! И чего она меня так невзлюбила? Я вроде бы ничего плохого ей не сделал…
— Ты что там торчишь? — высунулась из входного люка начальница. — Давай поднимайся, через десять минут коридор откроется.
— Я воздухом дышу…
— На Европе надышишься!
Я окинул тоскливым взглядом Землю. Собственно, Землю не было видно, только доки с корабельной рухлядью, а я бы предпочел сейчас иметь перед глазами что-нибудь более подходящее для такого случая — какие-нибудь леса-поля, скажем. Человек уходит в космос, и неизвестно, вернется ли он обратно, а тут какие-то руины…
Вообще-то я не люблю космос. Большинство ребят просто жить без него не могут, а я вот не люблю. Ничего интересного там нет, одна пустота. Нет, конечно, Заря — неплохая планета, все, кто там был, рассказывают, что рай просто. Но до Зари далеко, а места на кораблях распределяются только между социально полезными лицами, туристы там редкость. Вот родители мои на Заре бывали, а меня дальше Венеры не заносило.
Венера — просто жуть. Космическая Мексика, только кактусы не растут. Даже не Мексика, еще глуше. Как-то раз весь наш уровень в мексиканскую пустыню Атакама возили с экскурсионными целями, так Венера — в пять раз хуже. Кто-то сказал, что Венера похожа на обглоданную кость. Вот уж точно.
А Европа похожа на снежок. Мы на астрографии ее так и называли — Снежок.
— Хватит мечтать! — рыкнула Груша.
Я перестал мечтать и полез вверх.
Корабль меня не разочаровал, внутри был не менее маразматичен, чем снаружи. Места в «бутылочных» кораблях не очень много. Насколько я помнил, существовало всего две модификации — трехместная и пятиместная. «Валендра» оказалась трехместной яхтой, предназначенной для туристических перелетов внутри системы. Ну и до ближних рубежей тоже.
Я преодолел тесный шлюз и оказался в коридоре. Он тянулся вдоль правого борта, а вдоль левого борта располагались каюты. Три штуки. Сразу за каютами была рубка, а в корме багажное отделение.
Коридор меня ужаснул. Во-первых, он был выкрашен розовым. А во-вторых, было еще хуже — по розовому цвету мелким и каким-то квадратным почерком были написаны стихи. Сначала я подумал, что стихи Грушины, но, вчитавшись, узнал «Карнавал» Михаила Юрьевича Лермонтова и понял, что все гораздо серьезнее. Нет, я, конечно, Михаила Юрьевича уважаю, но…
Короче, что-то во всем этом было ненормальное. Интересно, как Груша проходит медкомиссию с такими особенностями? Завезет нас неизвестно куда, сунет в руки по ультразвуковому лому, и будем мы там рыть какой-нибудь тоннель. Или возводить монумент. Скажем, той самой загадочной Валендре, в чью честь названа наша старая калоша.
Из-под потолка послышался голос Груши:
— Дорогие пассажиры! Займите свои места по штатному расписанию, через четыре минуты наш корабль отправляется в полет.
И в качестве добавки:
— Тимоня, черепашка моя, быстро в рубку! Размажет по стенкам — я соскребать не буду!
Я представил свои выжатые внутренности рядом с бессмертными строками: «Несчастье будет с вами в эту ночь…» — и поспешил в рубку.
Барков уже был там — сидел смирно в крайнем правом кресле. Мне издали даже показалось, что он вроде как пребывает в бессознательном состоянии. Вообще-то, честно говоря, я не сразу разглядел Баркова, а первым делом заметил маленького утконоса, свисающего мордой вниз с потолка. Чучело! Утконос покачивался в струях воздуха из кондиционера и блестел глазами. Как, интересно, Груша тут собирается осуществлять навигацию? Ведь сушеная полувыдра чуть не половину экрана перекрывает…
Я ткнул утконоса пальцем в нос. Он оказался на удивление упругим.
— Твой, что ли? — спросил Баркова.
