— Да, — согласился Жук. — Надо отдохнуть… А потом надо идти… Мы еще успеем спасти Володьку…
Ага, подумала я. Успеем. Нас начнут искать не раньше, чем через полтора дня. Они даже не знают, где нас искать…
Жук вздрогнул и снова свалился на пол. Там, откуда мы пришли, звякнула жестью лампа. Дзинь — прямо по зубам. Я схватила Жука за шиворот и поволокла по полу. Звякнула еще одна лампа. Я втащила Жука в нишу, пинком открыла дверь. За дверью имелся маленький коридорчик, который заканчивался такой же дверью. Я кинулась к той двери — она оказалась заперта.
Жук открыл глаза. Он все понял и пополз. Он вполз в этот маленький тамбур, а я закрыла дверь на засов. Мы были в безопасности. Во всяком случае, на какое-то время.
Жук по-турецки сидел на полу и покачивался. С ним опять началось что-то ненормальное.
— Горит, — лепетал Жук. — Вот тут горит… На спине…Жук показывал куда-то себе за плечо. Я решила посмотреть, что у него там. Я стащила с него куртку и попыталась стащить рубашку. Но не успела — Жук отвалился к стене, и моя рука оказалась зажатой между его лопаткой и бетонной плитой. Спина Жука была холоднее бетона. Раза в три».
Одиннадцатый вечер
— Я все-таки не понял, — сказал Корзун. — Что это там в начале?
— А что такого? — спросил Борев.
— А то, что он, этот Жук, нашу историю рассказывает.
— А у нас уже есть история?
В этот день они снова обкапывали палатку рвом. Ров стал глубже, и палатка напоминала теперь настоящую крепость. Кроме этого, Корзун отправился после обеда в деревню и вернулся с пригоршней маленьких оловянных крестиков. Сказал, что купил у одной бабки.
— Бабка эта непростая. — Корзун заговорщически всем подмигнул. — Божественная бабка. Может все. И порчу навести, и приворотное зелье состряпать. Я ей пятьдесят рублей дал, а она мне вот эти крестики. Один сказала на шею повесить, а остальные вокруг разместить. И тогда ничего не проникнет.
После этого Корзун сходил к завхозу и выпросил у него молоток и гвозди. И целых два часа прибивал к окрестным соснам крестики, выстраивая защищенное пространство в виде пентаграммы. При этом он два раза угодил себе по пальцам и один раз уронил молоток себе на ногу. Очень ругался, но к вечеру создал все-таки закрытое для вторжения пространство. Ребята из других палаток смотрели на Корзуна с улыбкой и вертели пальцем у виска.
Вечером, как только протрубили отбой, Корзун сразу же принялся обсуждать историю из черной тетради.
— Этот парень… — начал он. — Этот парень, ну, Жук, он же про нас рассказывает.
— Про что?
— Ну, сами смотрите — мы сидим, рассказываем друг другу страшные, а на самом деле не страшные истории. И тут появляется новенький. И начинается!
— Что начинается? — спросил Борев.
— События!
— Корзун, да какие вообще события-то? — Борев жевал большой кусок сосновой смолы и ковырялся в зубах хвоинкой.
— Как это какие? Да тут черт-те что происходит! Одно мясо это…
— Корзун, ты надоел уже, — сказал Малина.
— А сам-то ты чего амулет от сглаза повесил? — огрызнулся Корзун.
— Какой амулет? — Малина похлопал себя по карманам. — Нет у меня никакого амулета.
— Нет? — выдохнул Корзун.
— Нет. И никогда не было. Тебе приснилось, Корзун. Ты не болен случайно?
— А мне казалось… — Корзун был озадачен. — А мне казалось, что у тебя амулет…
— Корзун, ты давай успокойся лучше, — посоветовал Малина. — И давай слушать будем. Самое интересное начинается. Правда, Борев?
— Это точно. — Борев выплюнул в окошко комок сжеванной коры. — Самое интересное у нас впереди. Новенький, давай читай. А этого Корзуна ты не бойся. У него у самого холодные пятна на спине скоро пойдут.
— А я и не боюсь. — Новенький достал тетрадь и продолжил чтение:
«Пятно было ледяным. Цвета скорее не фиолетового, а сизого. Цвета голубя. Пятно спало под кожей и чуть-чуть выделялось над ее поверхностью, как будто там было спрятано плоское блюдечко от китайской лапши. И формой пятно тоже напоминало блюдечко, только слегка удлиненное по краям. Это пятно было совсем не похоже на тот синяк, который я трогала у Дэна. Тот был нормальным. Обычным синяком. Долбаните себя как следует по коленке чем-нибудь корявым, и вы сразу же обнаружите у себя такой же. Синяк у Жука — ненормальный. Это не синяк.
Я натянула перчатки и попробовала пощупать пятно посильнее. Пятно вдруг зашевелилось, и кожа над ним сразу покрылась напряженными красными венами. Я отдернула руку и еле сдержалась, чтобы не закричать.
Жук застонал и открыл глаза.
— Что там? — спросил он. — Что?
— Ничего, — сказала я. — Просто синяк. Ты ушибся сильно, вот и синяк.
— Это там, — прошептал Жук. — В трубе. Когда мы задом наперед лезли, стукнулся. Больно. И жжет…
— А Дэн? — спросила я. — Дэн стукался?
— Не знаю… Я на него не смотрел… Может…
Пятно успокоилось.
— Может, зеленкой помажем? — предложил Жук. — А еще свинцовая примочка здорово помогает…
— Да чего там мазать-то? И так все пройдет…
Конечно, пройдет. Час-другой, и все это пройдет. Эта дрянь…
Пятно зашевелилось. Жук застонал. Правой рукой, осторожно, чтобы Жук не видел, я придвинула к себе самострел. Пятно явно беспокоилось. Оно сместилось от лопатки вниз, замерло и стало мелко дергаться. Жук завизжал и укусил себя за руку. Смотреть на это было жутко, но закрыть глаза я не могла. И отворачиваться я не могла, я должна была смотреть, ничего другого мне не оставалось. Пятно рванулось к плечу, снова замерло, а потом стало медленно, сантиметр за сантиметром разрываться на две части. Оно расходилось в стороны. Превратилось в восьмерку, а потом разделилось вовсе.
Сначала Жук сипел, потом потерял сознание, и я подумала, что ему очень повезло, ну, что он свалился в обморок. Я сама чуть не грохнулась в обморок от всего этого. Я хотела бежать, бежать, бежать.
Новое пятно успокоилось. В месте разделения наливался красным разрыв, кожа тут потрескалась, и из этих мелких трещин сочилась прозрачная жидкость.
Я надела на Жука рубашку, Жук был без сознания.
Он очнулся минут через пятнадцать. Все пятнадцать минут я сидела и сторожила. Кажется, ему стало лучше. Во всяком случае, безумия во взгляде больше не было. И температура вроде бы спала. Только пот по лбу катился.
— Черт, — сказал Жук. — Как-то я вырубился… Что со мной?
— Скорее всего, грипп, — сказала я. — Тебе стало плохо, и мы пришли вот сюда. Теперь ты отдохнул.
— Ага. — Жук увидел свой самострел и сразу потянулся к нему. — Я так и подумал.
